Трое и весна

Под этот шумок появилась возможность исчезнуть. Что я и сделал. У порога ещё раз покосился на Тамару и понял окончательно: в репьи с нею уже не поиграешь. Да она и вспоминать о них не захочет.

Хотя я и остался без динамки, однако принялся рьяно чистить велосипед.

Через несколько минут почувствовал, как моя спина напряглась и будто бы онемела.

Мать удивляется: «У тебя что, глаза на спине? Никогда не подойдёшь к тебе незаметно, обязательно оглянешься!»

В этот раз я не собирался оглядываться, потому что и без этого знал, кто стоит у меня за спиной.

Мои руки по второму кругу протирали раму и ободки, а Тамара все стояла. Даже злость меня взяла. Но я молчал. Если бы это кто из хлопцев вот так вытаращился, я бы гаркнул, как наш сосед: «Чего глаза пялишь, как баран на новые ворота?!» А тут что скажешь? И я, вздохнув, взялся в третий раз за поблёскивающую чистотой раму.

Первой нарушила молчание Тамара.

— Это твой велосипед? — стала наконец рядом со мной.

— Мой! — Я охотно выпрямился и даже поведал историю о том, как он мне достался, ну и обо всем другом, кроме, конечно, неприятности с динамкой. Почему-то очень захотелось похвастаться!

— И он ездит?

Вот уж эти девчата! Только плечами пожимай!

— Слушай… — начала и тут же запнулась Тамара.

Я насторожился. Не попросит ли покататься? Я, в общем-то, не против, но ведь уже ночь на дворе, а дорога неровная. Тамару интересовало другое.

— Слушай, Юрко, говорят, у вас танцы почти каждый день…

— Конечно, — радостно подтвердил я. — И танцы и музыка… Духовой оркестр…

— Так, может, ты меня отвезёшь на танцы? Мама мне разрешила… в парк пойти. И тебе разрешит: моя мама твою попросит…

Если бы Тамара не ляпнула последние слова про разрешение для меня, я охотно согласился бы. А так хмуро пробормотал:

— Если только дождь не пойдёт.

И снова наступило неловкое молчание. Слегка смущённый им, я спросил просто так, чтобы разрядить тишину:

— У вас там, в Вильшанивке, случайно в сельмаге нету динамок?

— Почему же, есть, — равнодушно повела головой Тамара, будто я спросил её об иголках или о плакатах, призывающих бороться с долгоносиком.

Вмиг забыв про неловкость, я впился глазами в Тамарино лицо.

— Да ну?

— Конечно, — кивнула головой Тамара и, резко повернувшись, побежала в хату.

Да за эту новость я готов был завезти её… в бесконечность! Но, само собой разумеется, чтобы никто не видел этого.

Я тут же догнал её, взял за руку и повёл к велосипеду. Уже сидя на раме велосипеда, Тамара охотно согласилась купить мне динамку и передать её с кем-нибудь.

— Я уже все… почти все деньги собрал, — заверил я Тамару.

В парке начались непредвиденные осложнения.

Меня с дивчиной сразу заметили хлопцы и так многозначительно засвистели, что я вобрал голову в плечи, кажется, по самые уши…

Однако Тамару на танцплощадку не пустили. «Рановато тебе сюда. Когда подрастёшь, приходи!» — с улыбкой сказала билетёрша.

И Тамара потащила меня в кино.

— Старый фильм, сто раз уже показывали, — робко запротестовал я.

— Мне хочется ваш клуб посмотреть, — заявила Тамара, и я покорно повернул велосипед к ярко освещённому подъезду.

Я немного растерялся, потому что там хлопцев и девчат полно, всякое могут подумать. Это раз… А второе — билеты… Надо транжирить деньги, с таким трудом собранные.

— Билеты я беру.

— Нет! — внезапно проснулась во мне гордость, до сих пор беспробудно спавшая. — Только я!

Тамара удивлённо посмотрела на меня и ничего не сказала.

Я оставил её в темноте с велосипедом, а сам метнулся к кассе. И хотя стояла очередь, вернулся быстро. Как-то не привык стоять в очередях…

— Ну, пошли, — дёрнула меня за рукав Тамара.

— А велосипед?..

— Что велосипед? — непонимающе взглянула на меня Тамара. — Прислони к стене, и пусть стоит себе.

«Прислони к стене…» Тоже сказанула… Чтоб украли? А впрочем, разве у нас когда-нибудь воровали велосипеды? Ну, кроме того давнего случая с завклубом. Так это же была шутка.

А Тамара уже не дёргала — тащила за рукав.

— Ладно, — вздохнул я, — тогда ты иди, а я… немного погодя.

Тамара рассерженно прикусила губу, но пошла. А я, прислонив велосипед за дверью клуба, на всякий случай ещё и ремнём привязал его к ручке. И в клуб проскользнул, когда в зале погас свет, чтобы меня никто с девчонкой не увидел.

Что это был за фильм, я не разобрался. И глаза, и уши, и вся моя душа были возле велосипеда. И поэтому, когда вспыхнул свет и восторженная Тамара поинтересовалась:

— Ну, как тебе фильм?

Я промямлил:

— Да ничего, только уж больно много собак в нем.

Тамара схватилась за подлокотники кресла и залилась смехом. Сквозь её смех едва проскакивали слова:

— Ой, не могу! Так это же… не собаки… олени…

Пускай и олени, лишь бы велосипед был на месте.

Все обошлось благополучно. Только кто-то из хлопцев написал на моем ремне с насмешкой: «Жених и невеста, где вы — неизвестно!»

Написанное я быстро стер рукавом, а в голове, что ни делал, осталось.

В последующие дни стало ещё хуже.