После обеда вышли на ту же дорогу. Едва дальнозоркий Мрак замечал скачущих всадников, тут же сходили, залегали в траве. Всякий раз спина Таргитая напрягалась, словно туда вонзались стрелы или же, с хрустом ломая позвонки, всаживалось лезвие копья. Трава высокая, но редкая, листья узкие, а если степняк остановит коня, чтобы на обочине сходить по нужде? Правда, волхв уверяет, что те проделывают это, не слезая с коней, на скаку, но Таргитай отказывался верить. Он сам однажды пробовал помочиться лежа, так взопрел от тщетных усилий, но ничего не получилось.
На привале и даже на дороге Олег заглядывал в книгу, мрачнел все больше. Таргитай все реже вынимал сопилку. Песни складывались печальные, тревожные, а прежние — веселые да шаловливые — не пелись вовсе. Он пытался, разевал рот, но веселье не шло, тужился зря. Лишь Мрак над умственными загадками голову не сушил — хватало забот с двумя неумехами, шныряющими степняками, редкой добычей, схованками на ночь…
Олег наконец сунул книгу в мешок, догнал Мрака — тот всегда шел на пару шагов впереди.
— Я чую, ошибку одну допустили… Тарх, иди сюда! Мы должны вернуться в Лес.
Таргитай раскрыл рот и удивленно захлопал глазами. Мрак ответил без всякого удивления:
— Иногда чуешь верно, хоть и запоздало. Но лучше поздно, чем… Кишка тонка?
— Тонка, — признался Олег печально.
Таргитай растерянно переводил взгляд с одного на другого:
— Что вы говорите?.. Подумайте! А растерзанная Зарина? Я не отступлюсь!
— А зеленоглазая берегиня, — в тон ему подсказал Мрак. — А еще сколько баб встретишь? Олег, ты прав. Без коней, могучего оружия… Прем прямо в стольный град киммеров? Да мы сгинем на дальних подступах, и жаба за нами не кумкнет. Но если ты не придумал, как сделать лучше, то не раскрывай пасть вовсе! Без тебя знаем, что прем на рожон.
— Мрак, здесь мы в чужом краю, где даже зайцы и перепела лучше нас знают, как выжить. А в Лесу можем получить помощь. Сейчас ведь канун Купалы?
Темные глаза Мрака остро блеснули.
— Цвет Папоротника?
— И одолень-травы.
Мрак с сомнением двинул тяжелыми плечами.
— Хочешь сорвать? Храбрейшие из храбрых бежали так, что портки теряли… А кто не терял, то лучше бы потерял. Олег, ты вроде бы не самый храбрый на белом свете? Аль уже похрабрел?
Олег надулся, как озябшая сова, ответил неохотно:
— Да, но… я знаю, где искать. Боромир грозился, что плохо знаю орнаменты, зато когда дело о травах… И про разрыв-траву знаю, и одолень искал!
— От орнамента хоть какая-то польза, — бросил Мрак. — А кто из невров искал редкие травы? Говорят, дед Гоймир в молодости, да еще Ивашко, что сгинул в Лесу на другой день…
— Мрак, мы не в деревне. Мы даже не невры. Орнаменты нам ни к чему, а трава сейчас бы кстати. Мы и так ходим по лезвию секиры, что теряем? Разве в Лесу опасности больше?
— Больше, — ответил Мрак серьезно. — Просто мы лучше знаем Лес, не лезем сами в петли. Тарх, что ты скажешь?
Таргитай очнулся от громкого голоса, захлопал веками. Глаза были непонимающими, испуганными.
— Что? О чем?
— Перестань ныть, — сказал Мрак с досадой. — Она же бессмертная, твоя берегиня! А если вила, то все одно прожила дольше нас вместе взятых… Да и вилы, по-моему, тоже бессмертные. Олег, вилы мрут?
Олег недовольно скривился, злой, что перебили.
— Сие тайна велика есть. Я вилами не занимаюсь. Ни один волхв все не охватывает. Знаю травы, а все остальное — краешком. Тарх, мы с Мраком полагаем, что надо вернуться на время в Лес. Подошла пора цветения папоротника…
— А берегинь в Лесу как сосновых шишек в урожайное лето, — добавил Мрак, — на каждом дереве! Бывает, целая дюжина на ветке качается. Сам видел.
— Не нужны мне другие берегини, — ответил Таргитай сурово. — Кто-нибудь из невров находил цвет? Не в древности, а среди наших?
— Наших осталось только трое. Мы.
— Решайте сами, — ответил Таргитай уныло. — Олег умный, а ты — смелый. А что я? Куда иголка, туда и нитка.
Две ночи они крались через Степь. Не в свой Лес, от него ушли слишком далеко, туда пришлось бы идти половину лета, а взяли влево, где на виднокрае чернела полоса. Мрак пообещал, раздувая ноздри, что там не роща, не гай, а настоящий Лес. Его что-то беспокоило, глаза темнели, но изгоям не сказал ни слова, только заново наточил секиры. Лук был при нем, хотя колчан был пуст. В мешочке звенели тяжелые наконечники, но стрелы в Степи из бурьяна не выстругаешь.
Ночью на сухие стебли падала роса. Странно было видеть на мертвенно-жестких листьях крупные холодные капли, где зловеще-ярко сияло мертвое солнце ночи. Высоко в небе так же холодно и мертво блистали звезды. Над головой мелькали бесшумные тени.
Таргитай приободрился, подумав, что лесной филин летает охотиться даже сюда, в Степь, но одна из таких теней на миг закрыла луну и горсть звезд, и он содрогнулся, увидев растопыренные мохнатые крылья с перепонками, на которых торчали острые когти. Огромный кожан, нетопырище, ночное чудище!
Мрак пихнул Олега в бок:
— Тебе не нужны их лапы, уши, когти? Боромир, бывало, заказывал…