«Ожидай Михайлу. Вместе выезжайте в Обручев. Устраивайтесь на работу. Связь по пятницам».
Ни подписи, ни даты.
Второй спичкой Аро сжег записку и смыл легкий пепел.
Несколько позже, перед рассветом, в скором поезде исследовал доставшуюся ему шапку и Николай Иванович. В ней оказались паспорт, военный билет, профсоюзный билет вместе с учетной карточкой, трудовая книжка и письмо на четырех страницах, исписанное убористым мелким почерком Аро.
Пассажиры спали. Никто не тревожил Николая Ивановича, и он не ушел из тамбура, пока не выучил почти наизусть письмо Аро.
Выбирай, Михайла!
Странное чувство раздвоенности испытывал Михайла, проходя по улицам Хабаровска, первого советского города, в который он попал после долгих лет разлуки с родиной. Выполняя указания Николая Ивановича, радист искал работу. Но в сердце у него теплилась необъяснимая надежда, что ему не придется выполнять шпионское задание. «Да минет меня чаша сия!» звучали евангельские слова в душе Михайлы.
Еще в те страшные месяцы, когда он спускался ступенька за ступенькой все ниже в смрадную трясину предательства, Михайлу не оставляла мысль, что его жизнь изменится. Как? Этого он не знал.
Сейчас, внимательно всматриваясь в лица прохожих, наблюдая за детьми, увлеченно игравшими в скверах, Михайла заново обдумывал свое положение.
Незначительный сам по себе эпизод в столовой глубоко взволновал его. Незнакомые люди приняли в нем живое участие, бескорыстно предложили помощь. Как непохоже было это на все, чем он жил долгие годы! Сама атмосфера сердечности, душевной открытости, которую он почувствовал во взаимоотношениях советских людей, показалась радисту сказочной. Где же те угрюмые, подозрительные и запуганные люди, о которых ему говорили перед отправкой? Нет, они совсем иные. Но если ему лгали о людях, то, может быть, такая же наглая ложь и расстрелы, пытки, которым советская контрразведка якобы подвергает всех, попавших в ее руки? Не запугивали ли его попросту мнимыми ужасами?
Михайла не испытывал никакой ненависти к России. Да и с чего ему было испытывать ее? Ведь это он сам позволил запутать себя в грязные сети «ловцов душ человеческих», преступил святые законы верности отчизне.
Не хватало сил вынести надругательства над душой и телом; сломили голод, страх, безысходная тоска. А надо было все претерпеть, хоть ползком, но добираться до родной земли! Своя земля и в горсти мила. А в чужой стороне всяк тобой помыкает. Так и свершился первый роковой шаг…
Час проходил за часом, а Михайла все колесил по городу, широко открытыми глазами глядя на окружающее. Квартирная хозяйка сказала правду. Всюду объявления звали, приглашали, манили: «В отъезд нужен инженер-механик с окладом…», «Крупному строительству требуются каменщики, штукатуры, маляры…», «Краевая контора по оргнабору производит прием шоферов всех классов. Выплачиваются подъемные, проезд, северные надбавки за каждые шесть месяцев работы». Нет, здесь безработица не угрожала никому!
Большинство прохожих было одето скромно, но добротно. Нигде Михайла не встретил рубищ, вопиющей нищеты, землистых истощенных лиц. Спокойные, уверенные в себе, доброжелательные люди спешили по делам, прогуливались с детьми, работали на строящихся зданиях, над которыми простирали свои металлические стрелы башенные краны. И сколько было этих кранов над городом!
Теперь или никогда… Михайла понимал, что стоит на распутье, перед последним решающим выбором. Вот он, выполняя приказ Николая Ивановича, уедет отсюда дальше на запад, будет помогать добиваться какой-то неизвестной цели. А дальше? Если даже им неслыханно повезет, они полностью выполнят задание Си-Ай-Си, благополучно выберутся из России, что последует потом? Только одно — новое задание. И так до того часа, когда послышится роковое: «Стой! Руки вверх!»
Деньги? Но даже они не могут радовать. Пир во время чумы… Гуляй, веселись, но помни, что скоро опять пойдешь на задание, играть в жмурки со смертью. Так не оборвать ли разом, пока есть хоть слабая надежда на помилование?
Но тут же тайный голос шептал: «Сейчас ты свободен, наслаждаешься солнцем, воздухом, движением. А отдашься добровольно в руки чекистам — очутишься в каменном мешке, за решеткой. Что ждет тебя там?»
— Выбирай, Михайла! — беззвучно шевелил губами радист. Даже в мыслях он называл себя так, не смея вспомнить имя, данное при рождении.
Маленькая девочка в красном беретике закатила мяч под перекладину штакетника и никак не могла добыть его оттуда.
— Дяденька, достаньте мне мячик, — попросила шалунья.
Михайла остановился. Круглые синие глаза ребенка смотрели с трогательной доверчивостью. Аккуратно подстриженная челочка, розовые губки, толстые щечки делали девочку похожей на тех прелестных бутузов, которых художники изображают на праздничных открытках.
Радист достал мячик.
— Спасибо! — серьезно поблагодарила девочка и повернулась, готовясь убежать.