Трое на четырех колесах

– Что ж с того! Человек предполагает, а жизнь располагает. И, кроме того, ведь надо подумать о других: мы поднимаем в гостинице всю прислугу?

– Здесь все встают рано, – робко продолжает благонамеренный голос.

– Прислуга не вставала бы рано, если бы ее не заставляли! Нет, будем завтракать в половине седьмого; тогда никому не помешаем.

Так человеческая слабость прячется под предлогом доброго отношения к другим; мы спим до шести часов, уверяясовесть– которая, однако, остается при своем мнении, – что это делается из великодушия. Такое великодушие простиралось иногда, сколько мне помнится, до семи часов.

Но не только наше предположение, а и расстояние часто изменяется; на практике оно оказывается совсем не таким, каким должно быть, судя по вычислениям, сделанным астролябией.

– Семь часов – подесяти мильв час, – итого семьдесят миль в день. Пустяки для велосипедиста?

– Кажется, по дороге есть холмы, на которые придетсяподыматься?

– Где есть подъем, там будет и спуск! – Ну, скажем, восемь миль в час: в день, значит, около шестидесяти. Если мы и на это не способны – то, согласитесь, вместо велосипедов можно было с удобством обзавестись креслами на колесах!

Действительно, рассуждая дома, кажется, что шестьдесят миль в день совсем немного. Но в четыре часа дня, на дороге, благонамеренный голос вынужден напомнить товарищам:

– Господа! Нам бы следовало двигаться. (Он звучит уже не так уверенно, как утром).

–Нунет! Незачем суетиться. Отсюда прелестный вид, не правда ли?

– Да. Но не забудь, что нам до Блазена осталось двадцать пять миль.

– Сколько?

– Двадцать пять; может быть немножко больше.

– Значит, по-твоему, мы проехали только тридцать пять миль?!

– Да.

– Не может быть! У тебя неверная карта.

– Конечно, не может быть! – прибавляет другой недобродетельный голос. – Ведь мы едем с самого утра.

– То есть с восьми часов. Мы выехали позже, чем хотели.

– В три четверти восьмого!

– Ну, в три четверти восьмого; и несколько раз останавливались.

– Останавливались, чтобы полюбоваться видом. Какой же смысл путешествовать и не видеть страны?

– И, кроме того, сегодня было так жарко, а нам приходилосьподыматьсяпо крутым дорогам!

– Я не спорю, я только говорю, что до Блазена осталось двадцать пять миль.

– И еще горы?

– Да. Два раза вверх и вниз.

– А ты говорил, что Блазен находится в долине.

– Да, последние десять миль представляют сплошной спуск.

– А нет ли какого-нибудь местечка между нами и Блазеном? Что этотамна берегу озера?

– Это Титзее, совсем не по дороге. Нам бы не следовало так уклоняться.

– Нам вовсе не следует переутомляться – это даже опасно!.. Хорошенькое местечко это Титзее, судя по карте. Там, вероятно, хороший воздух...

– Хорошо, я согласен остановиться в Титзее. Это ведь вы сами решили утром, что мы доедем до Блазена.

– Ну, положим, мне все равно. Что там может быть особенноинтересногов Блазене? Какая-то глушь, долина... ВТитзеенаверное лучше.

– И близко, не правда ли?

– Пять миль отсюда.

Заключение хором:

– Остановимся в Титзее!

В первый же день нашей поездки Джордж сделал важное наблюдение (он ехал на одиночном велосипеде, а мы с Гаррисом впереди, на тандеме).

– Насколько я помню, – сказал он, – Гаррис говорил, что здесь есть фуникулеры, по которым можноподыматьсяна горы.

– Есть, – отвечал Гаррис, – но не на каждый же холм!

– Я предчувствовал, что не на каждый.—проворчал Джордж.

–Икроме того, – прибавил Гаррис через минуту, – ведь ты сам не согласился бы ездить все время с гор: удовольствие всегда бывает больше, если его заслужишь.

Снова наступило молчание, которое на этот раз прервал Джордж:

– Только вы, господа, не надрывайтесь из-за меня.

– Как это?

– То есть, если будут встречаться фуникулеры, то не отказывайтесь от них из деликатности относительно меня: я готов пользоваться ими, даже если это нарушит стиль нашей поездки. Я уже целую неделю встаю в семь часов и считаю, что это чего-нибудь да стоит..Вообще не думайте обо мне.

Мы обещали не думать, и езда продолжалась в угрюмом молчании, пока его снова не прервал Джордж:

– Ты говорил, что твойвелосипедчьей системы?

Гаррис назвал фирму.

– Это точно? Ты помнишь?

– Конечно, помню! Да что такое?

– Ничего особенного. Я только не нахожу в нем полного соответствия с рекламой.

– С какой еще рекламой?

– С рекламой этой фирмы. Я рассматривал в Лондоне перед самым отъездом изображение такого велосипеда: на нем ехал человек со знаменем в руке; он не работал, а просто ехал, наслаждаясь воздухом; велосипед катился сам собой, и дело человека заключалось только в том, чтобы сидеть и наслаждаться. Это было изображено совершенно ясно; а между тем твой велосипед совершенно ничего не делает! Он предоставляет всю работу мне; я должен стараться изо всех сил, чтобы он продвигался вперед. На твоем месте я заявил бы фирме свое неудовольствие.