Это сходство с порядками Ноева ковчега служит, вероятно, причиной того особенного запаха, которым отличаются хижины в Шварцвальде: если вы возьмете розы и лимбургский сыр, прибавите туда немного помады, вереска, луку, персиков, мыльной воды – и смешаете все это с запахом моря и нескольких трупов – то получите нечто подобное; различить нельзя ничего, но здесь чувствуется все, что есть на свете.Горные жители любят такой воздух; они не проветривают своих домиков и нарочно берегут в них эту «хозяйственную» атмосферу. Если вам хочется подышать запахом хвойного леса или фиалок – для этого можно выйти за порог дома; но говорят, что подобные поэтические фантазии скоро проходят и заменяются искренней привязанностью к домашнему уюту.
Так как мы собирались на следующий день пройти большой путь пешком, то с вечера решили встать как можно раньше – даже в шесть часов, если никому не помешаем. Мы спросили хозяйку, нельзя ли это устроить. Она отвечала, что можно: сама она разбудить нас не обещает – так как в этот день обыкновенно отправляется в город, миль за восемь, – но кто-нибудь из сыновей уже вернется завтракать, так что услужит и нам.
Но будить нас не пришлось: мы сами не только проснулись, но и даже встали в четыре часа – не исключая Джорджа. Мы не могли больше спать. Я не знаю, вкоторомчасу встает шварцвальдский крестьянин в летнее время: нам казалось, что семья наших хозяев вставала всю ночь. Начинается с грохота грубых сапожищ на деревянной подошве: это сам глава семьи обходит весь дом, чтобы окинуть его хозяйским оком; пройдясь раза три вверх и вниз по лестнице – домик лепится к склону горы – и,проснувшись как следует, он отправляется на верхний этаж будить лошадей. Оказывается, чтопоследниетоже обязаны пройтись по всему дому, прежде чем выйти на воздух. Затем хозяин идет вниз, в кухню и принимается рубить дрова; наколов изрядное количество, он приходит в хорошее настроение – и начинает петь. Тут поневоле придешь к заключению, что пора вставать.
Наскоро позавтракав в половине пятого, мы сейчас же вышли и отправились в путь. Нам нужно было перевалить через гору; судя по сведениям, добытым в ближайшей деревушке,заблудитьсябыло невозможно. Бывают такие дороги: они всегда приводят к тому месту, откуда вы вышли; и еще хорошо, если приводят, – тогда, по крайнеймерезнаешь где находишься.
Я предчувствовал неудачу с самого начала. Не прошли мы и двух миль, как дорога разделилась на три ветви. Изъеденный червями столб указывал, что одна из ветвей вела к месту, о котором мы никогда не слыхали и ни на какой карте не видали; средняя надпись отвалилась совершенно и исчезла без следа;третьянесомненно относилась к той дороге, по которой мы шли.
– Старик объяснил очень ясно, – напомнил нам Гаррис, – что надо держаться все время вправо и обходить гору.
– Какую гору? – капризно спросил Джордж. Перед нами их действительно было штук шесть разной величины.
– Он говорил, что мы придем к ней по лесу.
– В этом я не сомневаюсь! – опять сострил Джордж. (Примета была слабая, спорить нельзя: все горы кругом поросли лесом).
– И он сказал, – пробормотал Гаррис уже не так уверенно, – что мы дойдем до вершины через полтора часа.
– Вот в этом я очень сомневаюсь!
– Что же нам делать? – спросил Гаррис. Надо сказать, что я очень легко ориентируюсь. Это не Богвестькакое достоинство, и хвастаться тут нечем; но у меня, право, есть какой-то инстинкт, чутье узнавать местность. Конечно, не моя вина, если по дороге встречаются горы, реки, пропасти и тому подобные препятствия.
Я повел их по средней дороге. В том, что она не могла выдержать ни одной четверти мили по прямому направлению и через три мили вдруг уперлась в осиное гнездо – никто меня упрекнуть не может; если бы она вела куда следует, то и мы бы пришли куда следует; это ясно, как Божий день.
Даженесмотря на осиное гнездо, я не отказал бы товарищам в возможности и дальше эксплуатировать мой талант, – но ведь мог я рассчитывать хотя бы на каплю благодарности! Я не ангел, признаюсь откровенно, и не люблю трудиться на пользу людей, которые не выказывают ничего, кроме холодности и грубости: Кроме того, Гаррис и Джордж, вероятно, отказались бы следовать за мной дальше. Поэтому я умыл руки и предоставил Гаррису занять место вожака.
– Ну, – спросил он, – доволен ли ты собой?
– Совершенно! – отвечал я с груды камней, на которой сидел. – Сюда я довел вас целыми и невредимыми. Я повел бы вас и дальше, но каждому художнику необходимо сочувствие толпы!Вы, очевидно, не довольны тем, что не знаете, где находитесь; но, может быть, вы находитесь именно там, где нужно!Впрочем, я молчу; я не жду благодарности. Идите куда хотите, я вмешиваться не стану.
В моих словах действительно было много горечи – но ведь я неслыхалеще ни одного ободряющего слова.