Трое на четырёх колёсах

От поисков недостающих винтиков он отказался. Винтики, по его словам, обладают удивительным свойством находиться именно тогда, когда про них напрочь забываешь. Собрав шестеренки и кое-как закрепив коробку передач, он принялся регулировать цепь. Сначала он натянул ее так, что колесо перестало крутиться, затем ослабил настолько, что она провисла до земли. Потом он заявил, что лучше оставить цепь в покое, а вместо этого поставить на место переднее колесо.

Я раздвигал вилку, а он вставлял колесо. Через десять минут я предложил ему поменяться местами: пусть он держит вилку, а я займусь колесом. Еще через минуту велосипед упал, а он запрыгал вокруг крокетной площадки, зажав между колен пальцы. Совершая эти упражнения, он объяснял мне, что при установке колеса самое главное — следить, чтобы пальцы не попали между вилкой и спицами. Я ответил, что совершенно с ним согласен, ибо по собственному опыту знаю, что это такое. Он перевязал пальцы тряпками, и мы продолжали работу. Наконец колесо встало на место, однако стоило ему затянуть последнюю гайку, как он разразился громким смехом.

— Чему вы смеетесь?

— Ну и осел же я!

Такая самокритичность мне понравилась, и я поинтересовался, что могло навести его на эту здравую мысль.

— Мы же забыли про шарики!

Я стал искать шляпу. Она валялась на дорожке, а любимый пес Этельберты жадно пожирал шарики.

— Ей пришел конец, — сказал Эббсон (с тех пор я его, слава Создателю, ни разу не встречал, но звали его, если не ошибаюсь, Эббсон). — Они из нержавеющей стали.

Я ответил:

— Если вы о собаке, то волноваться не стоит. На прошлой неделе эта псина сожрала шнурок от ботинок и пачку иголок. Инстинкт обычно их не подводит; щенкам, должно быть, полезны подобные стимуляторы. Вот велосипед — дело другое. Вы полагаете, его ничто уже не спасет?

От природы Эббсон был оптимистом:

— Ничего страшного. Поставим на место те шарики, что удастся отыскать, и положимся на Провидение.

Удалось отыскать одиннадцать шариков. Шесть мы впихнули с одной стороны, пять — с другой, и через каких-нибудь полчаса колесо стояло на месте. Вот теперь оно действительно люфтило, это было видно и младенцу Эббсон сказал, что на сегодня, пожалуй, хватит. Он явно утомился и хотел домой. Я же, со своей стороны, настаивал, чтобы дело было доведено до конца. О велосипедной прогулке я даже не помышлял: «аппарат» был в безнадежном состоянии. Но мне очень хотелось посмотреть на новые царапины и синяки Эббсона. Он приуныл; заметив это, я сбегал на кухню, вынес ему стакан пива и воззвал к его благоразумию:

— Смотрю я на вас с нескрываемым удовольствием. Меня приводят в восторг не только ваша удивительная ловкость и сноровка, но и непоколебимая уверенность в своих силах, а также совершенно непостижимый для меня оптимизм.

Напутствуемый этими словами, он принялся прилаживать к валу ведущего блока снятые педали, после чего прислонил велосипед к стене и стал затягивать какую-то гайку. Затем он прислонил его к дереву, пытаясь дотянуться до гайки с другой стороны. Затем я держал велосипед, а он лежал на земле между колесами и старался подобраться к ней снизу, в результате чего на него вылилось масло. Затем он отобрал у меня велосипед, перевесился через раму, уподобившись переметной суме, и на некоторое время застыл в таком положении. Впрочем, долго продержаться ему не удалось: вскоре он потерял равновесие и упал на голову. Трижды я слышал его восторженные крики:

— Слава Богу, наконец-то все в порядке!

Дважды — его проклятия:

— А, дьявол, опять не годится!

Слова, произнесенные им в третий раз, лучше и вовсе не вспоминать.

В конце концов он пришел в ярость и решил припугнуть велосипед, однако тот, к моему огромному удовольствию, не спасовал, и вскоре между ними развернулась настоящая схватка. Противники стоили друг друга: то Эббсон брал верх над поверженной в прах машиной, то, наоборот, велосипед укладывал его на обе лопатки. Порой казалось, что Эббсону удается укротить разбушевавшийся «аппарат» — но нет, в последний момент велосипед вырывался, разворачивался и со всего маху лупил его по голове ручкой руля.

Без четверти час, грязный и оборванный, весь в ссадинах и синяках, он, вытирая лоб, сказал: «Уф-ф-ф, пожалуй, все».

Велосипеду, правда, тоже досталось. Кто пострадал больше — сказать не берусь. Я отвел Эббсона на кухню, там он наскоро умылся и убежал домой.

Велосипед же я погрузил в кеб и повез в ближайшую мастерскую. Мастер долго и внимательно рассматривал исковерканную машину.

— Ну, и что же вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы его починили.

— Легко сказать. Ну да ладно, что-нибудь придумаем.

Придумал он на два фунта десять шиллингов. Но машина была уже не та, и в конце лета я решил ее продать. Врать я не привык и попросил агента указать в объявлении, что велосипед куплен в прошлом году. Агент же посоветовал об этом вообще не упоминать.