Трое на четырёх колёсах

Лично я не знаю другого города, за исключением Санкт-Петербурга, где позднее время было бы в столь высокой цене. Но петербуржцы, в отличие от берлинцев, не встают рано утром. В Санкт-Петербурге представления в мюзик-холлах, которые принято посещать после театра (от театра до мюзик-холла с полчаса езды в легких санях), начинаются не раньше двенадцати. В четыре утра мосты через Неву буквально забиты народом; а самыми удобными поездами считаются те, которые отходят в пять утра. Эти поезда и спасают русского от необходимости рано вставать. Он желает своим друзьям «спокойной ночи» и после ужина со спокойной совестью едет на вокзал, не доставляя лишних хлопот своим домашним.

Потсдам, берлинский Версаль — красивый городок, расположенный среди лесов и озер. Здесь на тенистых дорожках большого тихого парка Сан-Суси легко можно себе представить, как тощий высокомерный Фридрих «прогуливался» с надоедливым Вольтером.

Я уговорил Джорджа и Гарриса не задерживаться в Берлине, а ехать в Дрезден. Почти все, что есть в Берлине, можно увидеть и в других городах, поэтому мы решили ограничиться экскурсией по городу. Портье порекомендовал нам извозчика, который, как он нас заверил, за каких-нибудь пару часов покажет нам все достопримечательности. Извозчик, заехавший за нами в девять, оказался сущим кладом; это был живой, сообразительный человек, который хорошо знал город; его немецкий был нам понятен; к тому же он немного изъяснялся на английском, на который мы иногда переходили в случае необходимости. Извозчик, короче, был выше всяких похвал, зато лошадь его оказалась самым бессердечным созданием из всех, на ком мне только приходилось ездить.

Она невзлюбила нас с первого же взгляда. Повернув голову в мою сторону, она окинула меня холодным презрительным взглядом, а затем переглянулась с другой лошадью, своей приятельницей, стоявшей поблизости. Я понимал ее чувства. Все у нее было написано на морде, она ничего не пыталась скрыть.

— Каких только клоунов не увидишь у нас летом! — сказала она.

Через секунду появился Джордж и встал у меня за спиной. Лошадь опять оглянулась. Никогда не встречал лошади, которая бы так вертелась. Мне приходилось лицезреть, что проделывает со своей шеей верблюд — зрелище, прямо скажем, запоминающееся, — но это животное выкидывало такие фортели, каких и в кошмарном сне не увидишь, когда снится Аскот и обед со старыми друзьями. Я не удивился бы, если бы она просунула голову между задних ног и посмотрела на меня. Похоже, Джордж произвел на нее еще большее впечатление, чем я, и она опять повернулась к своей подружке.

— Нечто из ряда вон, — заметила она. — Есть, надо думать, какой-то питомник, где их разводят.

И она принялась слизывать мух, сидящих у нее на левой лопатке. Должно быть, она рано лишилась родителей и была отдана на воспитание кошке.

Мы с Джорджем забрались в коляску и стали поджидать Гарриса. Вскоре появился и он. По-моему, одет Гаррис был весьма элегантно. На нем был белый фланелевый костюм в обтяжку, который он специально заказал для велосипедных прогулок в жару; что же до его шляпы, то, несмотря на свой несколько залихватский вид, она все же защищала от солнца.

Лошадь покосилась на него и, отчеканив: «Gott in Himmel»[4]. потрусила по Фридрихштрассе, оставив Гарриса с извозчиком на тротуаре. Хозяин велел ей остановиться, но она не обратила на него ни малейшего внимания. Тогда хозяин с Гаррисом побежали за нами и нагнали коляску на углу Доротеенштрассе. Всего, что сказал извозчик лошади — говорил он быстро и возбужденно, — я не понял, однако кое-какие фразы уловил, например: «А как я семью кормить буду?», «А тебе какое дело?», «Да ты знаешь, почем нынче овес?».

Лошадь по собственной инициативе повернула на Доротеенштрассе и напоследок сказала:

— Ну что ж, поехали, хватит болтать попусту. Но ты уж постарайся отделаться от них побыстрей и, Бога ради, держись подальше от центра, а то стыда не оберемся!

Напротив Бранденбургских ворот наш извозчик привязал поводья к кнуту, слез с козел и выступил в роли экскурсовода. Он показал нам, где находится Зоологический сад, и стал расхваливать здание Рейхстага. Как заправский гид, он сообщил точные размеры здания, а затем обратил наше внимание на ворота, сказав, что сооружены они были из песчаника в стиле афинских «портоплеев».

Тут лошадь, от нечего делать лизавшая собственные ноги, повернула голову и, ничего не сказав, внимательно на него посмотрела.

Извозчик смутился и, поправившись, сказал, что построены ворота в стиле «портфелеев».

В этот момент лошадь вновь двинулась с места и потрусила по Унтер-ден-Линден, не обращая ровным счетом никакого внимания на уговоры извозчика. Судя по тому, как она презрительно повела лопатками, я понял, что она сказала:

— Ведь они уже посмотрели ворота? Ну и хватит с них. А что до твоих объяснений, то ты сам не знаешь, что несешь; впрочем, и знал бы — они бы тебя все равно не поняли. Ты же говоришь по-немецки.