Трое на двуспальной кровати (СИ)

“Он тебя подарил, а ты убиваешься!” Это внутренний голос призывал остатки разума. “Отличная была бы тема для беседы!”- дернулась душа. Да, Этери не сомневалась, как только увидит Сережино лицо, не сдержится и расцарапает ему все, что попадется за его “добрый” поступок. И все же потом, после этого, если Дуд останется жив и в сознании, хотелось прижаться и зареветь в плечо. И жаловаться, что так долго он не желает из нее исчезнуть. И на халат его жаловаться, в котором удобно и одиноко. И на ту коробку, что давно стоит на антресолях заставленная другими вещами,чтобы не видеть, но все равно помнишь, что она там. И пусть уже заберет свой хлам. Или пусть не уходит больше никуда. Или заберет хлам, но не уходит. И вообще, что угодно, но пусть вернется и не уходит! Даже если она его убьет за глупость в Хабаровске. Тогда даже тем более пусть не уходит. Ну, разве нужен он Ксюше убитый?

Все это и звучало как бред, и было бредом, и оставалось таковым, что ни придумай себе в оправдание. Хотелось к Диане. Там точно забудет. Хотя бы начнет забывать. Глубоко вдохнула, долго выдохнула, завела повторно мотор и наконец выехала с работы. Давно пора. Полтора месяца покоя! Вот чего ей не хватает. И еще семьи. А семья у нее одна - Дишка. У той теперь, правду говоря, своя семья, но уж, наверное, место в своем доме и своем сердце она матери найдет.

Ехала по городу заученной дорогой. Город ей был знаком, любим. Ценил ее и отвечал на любовь любовью, давая то, что мог. Подарил ей соратников, возможность делать свое дело в полную силу, дал преданных поклонников, одного Москва не смогла - свести ее с тем единственным человеком, для которого она станет единственной. Может, ей просто не судьба.

Завтра утром за собаками приедет брат с женой. Они же отвезут Этери в аэропорт. Они же встретят потом по приезде. Ну нет, грех ей жаловаться. Все у нее хорошо. В конце концов любовью уж точно мир не ограничивается и не заканчивается, тем более любовью мужчины. Даже если этот мужчина Сережа.

В аэропорту Дудаков дожидался возвращения на свою маленькую каторгу. От суматошного дня и неслучившейся встречи потихоньку начинала болеть голова. К прилету в висках ломило, а к моменту, когда зашел в квартиру даже подташнивало. Все спали. За окнами была глубокая ночь. А в аптечке не было обезболивающего. Чуть не взвыл от несправедливости жизни и полез в сумку Ксюши. У нее всегда что-то да было с собой. Еще бы знать, как она разбиралась в бермудском треугольнике своего саквояжа. В полумраке нашел что-то твердое, похожее на сплюснутую упаковку таблеток. Вытащил и понял - не она. Переломленная фотокарточка с написанным номером телефона. развернул автоматически фото и замер… такое он уже видел. Может, не точно такое, но очень похожее.

Вечерний сумрак. Высокая кудрявая блондинка в темном, мужчина, положивший руку ниже ее талии. И даже не будь мужское лицо развернуто в три четверти, себя бы Сергей точно узнал. Голова болеть перестала сразу же. Усмехнулся, что играет в игру: собери все фотокарточки и получи суперприз. Вот только что это за приз? И от кого?

Ни имени, ни фамилии возле телефонного номера не было, а сам номер почему-то показался знакомым. Наверное, он подумает об этом завтра. И повспоминает. Аккуратно положил фото сначала в карман джинсов, потом спохватился, свернул еще вдвое и засунул под чехол телефона.

Не любил Дуд, когда чего-то не понимал. А как оказалось у Ксюши фото из коллекции тех, что обнаружила его жена, Сергей не понимал. И почему Ксюша, не отличавшаяся скрытностью и молчаливостью, не закатила истерику сразу же при получении такого жареного компромата, тоже не понимал. С этим непониманием и уснул, когда город начал готовиться к пробуждению, а первое зарево, окрасило горизонт.

========== Часть 103 ==========

Больше всего Даню удивляло, что ему все нравится. На Бали они отдыхали уже больше недели. Утром ходили на пляж. Оля снимала его с берега, а сам Даниил упорно покорял доску и волны. Поотбил себе, конечно, все, но таки вода мокрая лучше воды мерзлой, хоть и дерется, а не так больно. Так что бывший фигурист Глейхенгауз к ударам о водную гладь привычный.