Трое на трое

- Чижек сам зашел к нему, к нашему шефу. И тогда шеф позвонил в отдел кадров.

- И что же он им сказал? Новакова заколебалась - имеет ли она право говорить? Яролим понял причину ее колебаний и вмешался. Он припомнил утренний разговор с Чижеком, его фразу о том, что все уже "утряслось". Как всегда, Яролим немножко рисковал.

- Не смущайтесь, пани Новакова, говорите! Думаете, мы не знаем, что вы подслушиваете телефонные разговоры шефа по параллельному аппарату?

Педант Матейка, признающий только расчеты, статистические сводки и параграфы, никогда бы не пустил такую стрелу наудачу! Он беспокойно поежился, но Яролим почти незаметным движением бровей просигналил ему ничего, я отлично знаю, что делаю.

- Ну разве что иногда, случайно... - созналась, покраснев, Новакова, ошеломленная всеведением криминалистов.

- Понятно, - сказал Яролим. - Да успокойтесь, не побежим мы на вас жаловаться. Вы ведь просто забыли положить трубку, соединив шефа с отделом кадров. Так что он говорил кадровикам?

- Он говорил с Кудрной, это начальник отдела кадров... Будто дело с Чижеком обстоит не так уж страшно, почему бы и не оставить его на работе, и будто бы его, то есть пана Покорного, кто-то плохо информировал...

- А Кудрна что?

- А тот сказал, мол, мне-то что, ладно, пускай остается.

- И после этого у Чижека уже не было больше неприятностей?

- Нет, по крайней мере, насколько я знаю.

Показания Марии Новаковой даже не протоколировали. Избавиться от нее удалось, только пообещав в виде компенсации за потерянное время подбросить ее до самого дома. Яролим не преминул распорядиться, чтоб свидетельницу отвезли на служебной машине с проблесковым маячком на крыше - пускай немножко насладится полицейской романтикой, коли уж сами они ее так разочаровали.

Сразу же после этого поступило донесение, что Чижек встретился с Хольцовой в бистро на Карловой площади. Матейка только плечами пожал.

- Слушай, Ломикар, - заговорил Яролим, - твое внимание еще не привлекла фигура Павла Покорного?

- Ну, в Чижеке он определенно как-то заинтересован, а что дальше?

- Спроси лучше, что раньше! - чуть ли не выкрикнул Яролим. - После смерти матери оба брата стали совладельцами коттеджа. По-твоему, могло это понравиться Марте Покорной?

- Безусловно, нет, - вставил Томек.

- Паршивая овца в семье, - продолжал Яролим, - и вдруг его сообщник поступает работать на предприятие, где довольно высокое положение занимает Павел Покорный. Какое, в сущности, алиби у Покорного? Два телефонных разговора, причем один из его кабинета в мансарде, что недоказуемо - с тем же успехом он мог звонить из любого уличного автомата; второй разговор подтвержден только супругой.

- Не стану спорить, - устало произнес Матейка, стараясь скрыть сомнение, не допустил ли он где-нибудь серьезной ошибки. - А что скажете вы, пан доктор? - обратился он к Томеку.

- По поводу звонков Павла Покорного? Он мало что может доказать, но он и не обязан этого делать, в отличие от вас, коллега. Даже то обстоятельство, что он сначала возражал против зачисления Чижека на работу, а потом повернул на сто восемьдесят градусов, тоже ничего не доказывает. Впрочем, вы вообще ничего не докажете. Вам понятно, конечно, что с таким материалом нельзя показываться на люди.

Яролиму, как уже бывало не раз, вдруг страстно захотелось быть детективом из романа, где все, правда, хитроумно запутано и погребено под грудой несущественных подробностей, но вместе с тем единственно логично и незаменимо, как в кроссворде. За время службы в уголовном розыске Яролим уже многое повидал, но ему еще никогда не доводилось сталкиваться с подобной шарадой.

12

За столиком в бистро на Карловой площади сидела молодая парочка, попивая кофе и джус. По виду и поведению - не иначе, как студенты. Он чертил ей в блокноте сложные химические формулы, попутно рассказывая анекдоты о профессорах; она твердила, что все-таки попросит отложить экзамен, не то ей грозит позорный провал. Он сдал этот экзамен еще в прошлом году, однако не слишком доверял собственному педагогическому дарованию, а больше надеялся на помощь какого-то Гонзы, по всей видимости, гения, который все никак не шел. Никто не замечал, что студентка вовсе не слушает своего спутника, зато старательно стенографирует разговор пары более старшего возраста, сидящей за соседним столиком, - стенографирует постольку, поскольку ей удается хоть что-то расслышать в шумном помещении. Магнитофоном пользоваться здесь было нельзя. Время от времени "студент" или "студентка" выходили на улицу глянуть, не идет ли долгожданный "Гонза", не слоняется ли где-нибудь поблизости. И каждый раз, входя, они незаметно передавали листки со стенограммой человеку, который терпеливо поджидал на остановке неизвестно какой трамвай. От этого человека листки попадали к шоферу "шкоды", припаркованной неподалеку, и тот, быстро расшифровав стенографическую запись, включал радиопередатчик.