Трое против дебрей

Не кто иной, как Лилиан со свойственной ей изобретательностью придумала, как выгодно использовать рыбу-скво. Мы сидели втроем на берегу озера и смотрели, как плещется в воде рыба. Ее было много. Казалось, что на каждый фут водной поверхности приходится по одной рыбе.

Вдруг Лилиан заявила:

— Нам надо выращивать для себя овощи.

— Овощи? — Я постучал о землю носком сапога. — На этой земле и без удобрений кое-какое сено мы, может быть, и вырастим, но только не овощи.

— А еще я собираюсь развести цветник, — не смущаясь, продолжала она. — Что это за дом без цветника!

Тут я расхохотался.

— Ну конечно, у нас будут розы, орхидеи, гладиолусы и все, что угодно. Но подумай только — я не говорю уже о высоте (а мы находимся на высоте примерно трех с половиной тысяч футов над уровнем моря, и заморозки бывают тут почти каждый месяц): ведь почва здесь настолько бесплодна, что я сомневаюсь, чтобы ты смогла вырастить на ней даже одну картофелину. А если бы это удалось, то она была бы размером с маленький шарик.

Лилиан топнула ножкой.

— Мы вырастим здесь картошку, и к тому же хорошую. И кроме того, у нас будет морковь и свекла, горох и капуста… Неужели тебе не ясно, что здесь все дело в удобрении.

— Все дело в удобрении, — передразнил я и продолжал: — Во-первых, от нас очень далеко до мест, где продаются удобрения; во-вторых, если бы мы и могли туда добраться, такая покупка была бы нам сейчас не по карману. Конечно, к следующей весне у нас будет в сарае какое-то количество лошадиного навоза, но…

— Его будет слишком мало, — перебила меня Лилиан. И затем, показав на озеро, сказала: — Вот где все удобрение, которое нам нужно, и к тому же самое лучшее.

«Озеро, удобрение» — все это было совершенно непонятно. Но Лилиан лишь кивнула головой.

— Рыба-скво.

Теперь это звучало не так уж странно.

— Ах, черт возьми, кому бы это могло прийти в голову! Ты что-то придумала?

Лилиан села и с минуту помолчала, наслаждаясь своим торжеством, и лишь затем продолжала:

— Весной, когда они уйдут из озера и направятся вверх по ручью к местам нереста, мы сможем ловить их целыми мешками. А затем надо будет разложить их в несколько слоев на земле и вспахать с почвой. И тогда мы сможем выращивать почти все необходимые нам овощи.

Мне никогда не приходило в голову, что рыбу-скво можно использовать как удобрение. Лилиан как-то пыталась поджарить ее, но из этого ровно ничего не вышло. Не то чтобы было очень уж невкусно, но в ней оказалось так много острых костей, что можно было успеть умереть с голоду, пока их отделишь от мяса.

Следующей весной Лилиан сплела из бечевок большую рыболовную сеть, и, когда рыба-скво двинулась к местам нереста, мы построили в русле ручья каменную плотину, оставив отверстие посредине. Лилиан держала сеть у этого отверстия, а мы с Визи поднялись выше и затем пошли вброд назад, по направлению к плотине, ударяя палками по воде и крича. Мы спотыкались о скользкие камни и падали в воду, но зато нам удалось загнать в сеть целую стаю рыб. Когда на берегу накапливалось большое количество рыбы, нагружали ею джутовые мешки и перетаскивали на очищенный от леса акр земли. Затем мы покрывали почву слоем рыбы и перепахивали ее. В течение трех недель после посева этот участок земли вонял на всю округу, но, когда запах исчез, сквозь темную рыхлую почву стали пробиваться молодые всходы, и к середине лета у нас был огород, которому мог бы позавидовать любой огородник, растивший овощи на продажу.

Лала никогда не упоминала о рыбах-скво, так как в ее время их почти не было. Но зато тогда не было недостатка в форели. Она рассказывала мне, как индейцы забрасывали свои рыболовные сети через узкое устье ручья Мелдрам и вытаскивали их на следующее утро тяжелыми от жирных розовых форелей. Позднее, когда мы осматривали берега ручья в поисках следов норки или других пушных зверей, мы не раз встречали разбухшие от воды остатки деревянных плотов, на которых плавали когда-то индейские рыбаки. Но все это было в золотые для бобров времена, когда озера не мелели и каждое лето быстрый холодный поток бежал через плотины, а в ручье от его истоков до устья всегда было сколько угодно свежей, проточной воды. После истребления бобров и оскудения запасов воды в запрудах ручей обмелел, и русло его во многих местах пересохло. Исчез чистый прохладный поток, и форель погибла. С исчезновением форели размножилась рыба-скво, заполнив освободившееся место.

Однажды вечером, примостившись на бревне у хижины и думая все о том же, я небрежно спросил Лилиан:

— Как ты думаешь, наступит ли день, когда мы с тобой сможем спуститься к ручью, забросить удочку и вытащить много форелей?

Лилиан расчесывала волосы, аккуратно заплетая их на ночь. И только закончив этот труд и будучи вполне удовлетворенной его результатами, она, наконец, ответила:

— Да, если вернутся бобры.

Что-то в тоне ее ответа заставило меня внимательно посмотреть на нее и сказать:

— Ты действительно думаешь, что бобры когда-нибудь вернутся?

Она ответила мне с глубокой серьезностью:

— Конечно, да. А разве ты так не думаешь?

Глава VII