Трое против Колдовского Мира. III-V

Волосы ее, совсем седые и редкие, не были собраны и закреплены сверкающими заколками, как у других женщин племени. Однако они были забраны сеточкой, и насколько я знала, именно так, как это было свойственно колдуньям Эсткарпа. При этом она не была так туго закутана в одежды, как это делали колдуньи. Плечи были обернуты большой меховой накидкой, и незамысловатое одеяние позволяло видеть ожерелье с одним единственным драгоценным камнем, что, словно кулон, висело между дряхлыми грудями, уродливо трепыхавшимися под жесткой кожей. Лицо с глубоко посаженными глазами, изрезанное морщинами, не было ни широким, ни толстогубым — узкий овал и тонкие точеные черты, каких я, пожалуй, никогда не видела.

— Добро пожаловать, дочь, — повторила она, или, может быть, ее слова все еще продолжали звучать в моей голове? Она вытянула вперед свои руки, но даже если бы я хотела в знак приветствия положить свою ладонь на ее, я не могла бы сделать этого, потому что руки мои по-прежнему были связаны. Старуха повернулась к моей охраннице, та пробормотала что-то злобно и одновременно униженно, затем ее нож разрезал связывающие меня веревки.

Мои онемевшие руки двигались с трудом, кровообращение еще не восстановилось, но я поспешила коснуться кожи ее ладоней, показавшейся мне очень сухой и горячей. На некоторое время мы так, не двигаясь, и застыли, и я не противилась, почувствовав, что ее разум проникает в мой, изучает мою память, мое прошлое, словно все это было отчетливо написано на листе бумаги.

— Вот оно что! — произнесла она мысленно, и я безумно обрадовалась, восприняв ее мысль так легко, как этого никогда не получалось даже с Киланом и Кемоком.

— Ты должна была прийти сюда, — продолжала она. — Я чувствовала твое присутствие, дочь моя, еще когда ты была далеко, и внушила Сокфору — не открыто, а так, чтобы он думал, будто это его собственная мысль — отправиться разыскивать тебя.

— А мои братья, — довольно резко прервала я. Может быть, в ее власти сказать мне хотя бы одно — живы ли они.

— А, эти самцы… какое нам до них дело? — ответила она с надменностью, знакомой мне издавна. — Впрочем, если тебе интересно, посмотри в этот шар.

Она резко отпустила мои руки, указав на пылающий кристалл, что стоял между нами.

— У меня давно уже нет Дара, — сказала я мысленно. Впрочем, она, конечно же, не могла не знать об этом.

— Уснуть — не значит умереть, — произнесла она в ответ. — Спящего можно разбудить.

Она невольно оживила во мне ту слабую надежду, что согревала меня, когда я отправилась в Эсткарп. Я не только боялась того, что пустота во мне может быть заполнена каким-нибудь злом, но мне было нужно, крайне необходимо во что бы то ни стало вновь обрести хотя бы мизерную часть дарованного от рождения.

— Ты можешь это сделать? — спросила я ее, не надеясь, по правде говоря, услышать «да».

В ее сознании промелькнули радость, гордость и еще многие чувства, столь быстротечные и так глубоко запрятанные, что я не смогла их уловить. Однако самым сильным чувством была все-таки гордость, и это я поняла из ее ответа.

— Не знаю. Время еще есть, но оно стремительно течет между пальцами, как бусинки четок, — она поднесла правую руку к поясу и покачала четками; каждая бусинка, нанизанная на некотором расстоянии от другой, была гладкой, прохладной и словно слегка закопченной на ощупь. Колдуньи пользовались такими, чтобы управлять чувствами или особым образом контролировать память. — Я стара, дочь моя, и часы текут для меня слишком быстро. Но все, что у меня есть — принадлежит тебе.

Я, возликовав от этой откровенно предложенной помощи, готова была расплакаться от радости и облегчения, ведь она посулила то, о чем я мечтала больше всего на свете. Мне даже в голову не пришло, что я, возможно, только околдована ее Даром, а тем более — что это просто выгодная сделка. Вероятно, влияние Динзиля до сих пор сказывалось на мне, судя по тому, с какой легкостью я, ничуть не насторожившись, покорилась чужой воле.

Так я встретила Ютту и стала ее ученицей, ее «дочерью». Я ничего не знала про Ютту, кроме того, что это, конечно, ее не настоящее имя, ведь знание настоящего имени дает власть над колдуньей. Я также никогда не узнала, почему она оказалась в этом племени кочующих охотников, известно было только то, что она здесь с тех времен, когда нынешние старики были еще детьми. Ютта была их легендой и богиней.

Время от времени она выбирала «дочь», чтобы та помогала ей, но среди женщин племени не было ни одной, обладающей Даром, и Ютта все не могла найти ту, которой она могла бы передать свои познания, воспитать как замену себе, как колдунью. Она была очень одинока.