— Нет, Килан, я не опьянела от свободы, как пьянеют с бутылки вина сулькарские моряки, вернувшись из дальнего плавания, — сказала она. — Поверь, я хорошо знаю тех, с которыми так долго жила под одной крышей. Мы не справились бы с нашими ночными приключениями, если бы Владычицы не израсходовали силы, двигая горы. И пока силы не вернулись к ним, я готова противостоять самому худшему, на что они способны сейчас.
Она тихо запела и, бросив уздечку, начала делать руками какие-то знаки; как ни странно, но конь стоял под ней, будто вкопанный. Слова, произносимые ею нараспев, были очень древними, и в некоторых из них я узнавал корни наших слов, но в большинстве они казались мне чужими.
И хотя они казались чужими, я угадывал их сокровенный смысл. Ее пение вызвало во мне чувство, которое я не раз испытывал, поджидая врага в засаде или пробираясь скрытно по его земле. Мне был знаком этот пробегающий по спине холодок от предчувствия предстоящей схватки. Но если раньше я отвечал на это чувство какими-то действиями, то сейчас вынужден был ждать неизвестно чего, и это казалось мукой.
Каттея бросала вызов колдуньям — противопоставляла себя их совокупной силе, подобно тому, как противопоставила иллюзорному пожару пламя истинное. Неужели ей удастся одолеть Мудрейших? Я был готов к тому, что вот-вот начнет рушиться мир…
Но откликом на ее заклинания было не содрогание тверди и не страшные видения. Владычицы откликнулись волной лютой злобы, действующей на разум подобно неведомой силе и сокрушающей его.
— Килан! Кемок!.. — прозвучало у меня в голове.
Превозмогая отупение, я откликнулся на зов сестры, и мы вновь составляли теперь одно целое, триедино противостояли воле многих. Нападать мы не могли, нам оставалось только защищаться, выдерживая натиск злых сил.
Я утратил ощущение себя, перестал быть Киланом Трегартом, превратясь из существа в бестелесную сущность, и непосредственно воспринимал мысли сестры и брата.
— Успокойся, — внушала мне Каттея.
Я подчинился ей — и чуть не оказался раздавленным силой, которой мы сопротивлялись.
— Будьте едины волей, держитесь, — воззвала она к нам обоим.
Казалось, нам не выстоять; но как борец обманным движением лишает противника равновесия, так и сестра, на миг поддавшись натиску колдовской силы, тут же нанесла ответный удар. Я ощутил еще несколько всплесков направленной на нас злобы, а затем она схлынула и ушла…
Снова мы узрели друг друга — во плоти.
— Временное затишье, — сказал Кемок.
— Да, это так, — согласилась Каттея, — и не могу сказать, надолго ли.
Уже рассвело, и мы могли бы ехать быстрей, но кони изрядно устали, и мы не решались подгонять их.
Впереди мрачным силуэтом на фоне светлого неба обозначились вершины восточных гор. Они отделяли Эсткарп от неведомой страны. Что там за ними?
Из манускриптов, которые Кемок читал в Лормте, следовало, что в давние времена людям на востоке грозила какая-то беда. Не ошибался ли он, полагая, будто по прошествии чреды веков эта опасность исчезла? Не случится ли так, что угроза, от которой мы бежим сейчас и которую хорошо себе представляем, обернется для нас новой бедой, еще более страшной?
День давно вступил в свои права. Мы ехали, стараясь держаться пустоши и не попадаться никому на глаза. Пока что все благоприятствовало нам. Здесь было совсем мало поселений, и находились они в отдалении друг от друга. Земли были заброшены и поросли кустарником. По мере продвижения мы все реже встречали на своем пути признаки присутствия людей.
Впереди все так же высилась стена гор, и казалось, мы ни на йоту не приблизились к ним. Было такое впечатление, что они на какой-то гигантской платформе, которая отодвигается и отодвигается от нас. Весь день я ожидал от колдуний новых нападений и уловок. Мне не верилось, что владычицы обессилели и не способны задержать нас, захватить в плен с помощью своих слуг.
И тем не менее, нас не беспокоили. Мы иногда останавливались, чтобы дать передышку коням, да и себе позволяли вздремнуть; однако кто-то из нас всегда оставался на часах. По пути нам не встретилось ничего примечательного, если не считать каких-то любопытных зверьков, которые глазели на нас, выскакивая из-за кочек и кустов. И все-таки чутье разведчика подсказывало мне, что нас ждет засада…
— Понимаешь, — отозвался на мои мысли Кемок, — они, вероятно, не подозревают, что мы надумали податься на восток. А если и подозревают, то, наверное, считают, что мы сами загоняем себя в ловушку, из которой единственный выход для нас — это вернуться назад и оказаться таким образом у них в руках.
В его словах был смысл, но я почему-то не мог согласиться с ним полностью; и когда мы остановились на ночлег возле небольшого, бегущего с гор ручья, я не переставал думать о том, что лучше выдержать еще одну колдовскую атаку, нежели ждать неизвестно чего.
— Думать так, — услышал я голос Каттеи, — значит, ставить себя под удар. — Опустившись на колени у ручья, она плескала холодную воду себе в лицо. — Они только того и ждут, чтобы кто-нибудь из нас потерял голову.
— Но не стоит забывать и об осторожности, — заметил я.