Трое с площади Карронад

— Тим… — осторожно спросил он. — Ты сюда, наверно, часто ходишь?

— Иногда…

— А почему такое название — площадь Карронад?

— Ты знаешь, что такое карронады?

— Знаю, конечно. Пушки корабельные. Они корпуса не пробивали насквозь, а разрушали внутри.

…Славка читал про эти пушки много раз. А недавно увидел одну собственными глазами. Был пустой урок, и Славка решил прогуляться до бастионов на Историческом бульваре. Прихватил с собой Наездника, который без дела болтался на школьном дворе. На бастионе никого не было, над брустверами стояла сонная трава с пушистыми, как у одуванчиков, головками. Их неподвижные тени лежали на тускло-черных туловищах орудий.

Орудийные лафеты были ненастоящие, их отлили из чугуна, когда восстанавливали бастион. Зато сами пушки — это действительно пушки. Боевые. Не раз они качались на деревянных палубах старых линейных кораблей, а потом отсюда, с укреплений, посылали картечь и ядра в густые колонны атакующего врага…

Славка хотел не спеша пройти от орудия к орудию, но Динька, верный своей кавалерийской привычке, лихо гикнул и с разбегу оседлал толстый, как железная бочка, орудийный ствол. Тут же взвыл и скатился на землю.

— Ты что? — перепугался Славка.

— «Что»! Потрогай!..

Славка ладонью коснулся орудия. Ого! Солнце, оказывается, разогрело пушку, как чугунную печку. «Будто после стрельбы», — подумал Славка, а Диньке сердито сказал:

— Прыгаешь очертя голову! Вот и поджарился.

Динька виновато пританцовывал, прижимая к «поджаренным» местам растопыренные ладошки. Славке стало жаль его, и он заговорил помягче:

— Смотри-ка, здесь надпись. Я раньше и не замечал…

— Тут не по-нашему…

— Написано «Carron». Это был пушечный завод в Шотландии. Пушки они всему свету продавали, специально для кораблей.

— Если для кораблей, зачем она здесь? — насупленно спросил Динька. В его голосе так и звучало: «Забралась не на свое место, да еще жжется…»

Славка серьезно сказал:

— Когда враги навалились, было, наверно, некогда выбирать. Все пушки с кораблей пошли на бастионы…

Славка наклонился и глянул вдоль ствола. Ему захотелось представить, как на бастион движутся плотные шеренги английских пехотинцев в красных мундирах и зуавов в синей униформе и малиновых фесках. Динька пристроился рядом и тихо дышал у Славкиной щеки. Видно, он перестал обижаться на карронаду и тоже думал об атаке и залпах.

Но не было ни штурма, ни стрельбы. Стояла тишина, только трещали кузнечики. Так же, как сейчас, на площади Карронад…

— Хорошее название, — сказал Славка Тиму.

— Мне это слово нравится — «карронада», — сказал Тим. — Ну, и вообще, говорят, эта площадь с пушками связана. Во время Первой обороны, когда укрепления строили, сюда орудия с кораблей свозили, а отсюда уже везли на бастионы.

— На такую высоту затаскивали?

— Зато дальше удобно везти. А сюда, наверно, была дорога от Орудийной бухты… А может, и не так было… Но если и не так, здесь, по-моему, все равно стояли пушки. Вот и стена оборонительная…

— Ты хотел, чтобы памятник у стены стоял, да?

Тим серьезно кивнул и подвел Славку к стене. Она была сложена из больших каменных блоков, на которых сохранились выбоины от пуль. В узких бойницах синело небо. На разрушенной верхней кромке росли кустики.

— Вот здесь… — тихо проговорил Тим. — Они бы стояли вдвоем и за руки держались. Будто собой стену защищают. А за стеной — весь Город… А они будто не из разных времен, а вместе. Потому что Город один и тот же. Ну, я не знаю, как объяснить.

— А чего объяснять, — сказал Славка.

Он их как наяву увидел. Только не из камня и не из металла, а живых. Один — широкоскулый, курносый, в широкой холщовой рубашке, старинной большой бескозырке. Другой — чуть повыше, темноволосый, строгий. Держит за ремешок снятую каску. На плече тельняшка разорвана — большая, не по росту тельняшка…

А потом — будто даже неожиданно для Славки — подошел третий. Чуть повыше Диньки, чуть пониже Тима. В голубой школьной рубашке, с помятым ранцем на одном плече. Тоненький и угрюмый. Исподлобья глянул на Славку. Встал чуть в стороне от тех двоих.

— Тим, — сказал Славка. — Неправильно, если только двое. Такие, как Андрюшка Илюхин… Они ведь тоже погибли из-за войны… — Он хотел объяснить и не мог подобрать слова.