Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец

Вернувшись из армии, Андрей мечтает поступить в инженерно-строительный институт. Однако болезнь матери ставит его перед необходимостью выбора: либо пойти учиться и эгоистично закрыть глаза на семейные обстоятельства, либо, расставшись на время со своей мечтой, поехать на стройку и помочь матери. Андрей уезжает на стройку, и он не расценивает этот поступок как жертву. Для него это вопрос жизненно важный — каким быть: себялюбивым и черствым или отзывчивым, дарящим людям тепло. Эти черты роднят его с героями других повестей. И веришь, что если случится трудная минута, то такие парни, как Андрей Ермаков, не подведут, они смогут вынести на своих плечах тяжкую ношу, как это сделали когда-то в другое время их ровесники.

Говоря о творчестве Василия Чичкова, нельзя не заметить, что его проза драматургична, сюжет всегда, как говорится, «крепко закручен». И наверное, поэтому из повести «Пепе — маленький кубинец» родилась пьеса «Мальчишки из Гаваны», которая с успехом шла и идет до сих пор во многих театрах нашей страны; из повести «Эти непослушные сыновья»— пьеса того же названия, тоже увидевшая свет рампы.

По сценарию писателя сняты фильмы «Мексика, рожденная в веках» и «Трудные старты Мехико», удостоенный Золотой медали на Рижском кинофестивале в 1970 году.

И еще одно качество привлекает читателя к книгам Василия Чичкова.

У его героев во всех обстоятельствах, даже в самых трудных, не исчезает оптимизм, смелый взгляд в будущее. Писатель рисует светлый, самоотверженный образ советского человека, образ жизнеутверждающий и зовущий за собой.

…Василию Михайловичу Чичкову исполняется пятьдесят лет. Для писателя это годы зрелости и активного творческого труда. Уже много пережито, пройдены тысячи километров разных дорог, много осмыслено и понято в этом сложном мире.

Пожелаем Василию Чичкову счастливого творческого пути и добрых встреч с новыми героями будущих книг и пьес.

Вл. Разумневич

ТРОЕ СПЕШАТ НА ВОЙНУ

Часть первая Дорога без конца

Вместо пролога

Мне уже сорок три. Я сижу перед домом, в котором прошла жизнь: пять этажей из красного кирпича, три невысоких подъезда и окна — одни поменьше, другие побольше…

Я приехал в этот дом маленьким. Кирпич на стенах тогда был новый, в квартирах едко пахло масляной краской.

Я помню, как на этой самой скамейке я делал куличики из песка, потом мастерил самопалы из медных труб.

В восьмом классе я стал присматриваться к девчонкам. Подолгу сидел на скамейке и смотрел на окно Галки на четвертом этаже. Подлые ребята вырезали на скамейке: «Николай + Галка = любовь!»

Я трогаю то место, где были когда-то эти слова. Время стерло их. В Галкином окне уже нет фикуса.

Рядом с Галкой жил Мишка. Он выставлял в форточку самопал из обрезка водопроводной трубы и палил из него.

На пятом этаже жил Васька Чудин, по прозванию «Миса-Зека». Из его окна мы пускали голубей.

На третьем — Вовкино окно. Оттуда всегда лились звуки скрипки. А там окна Женьки, Серафима. Всем им тоже было бы сейчас сорок три…

По асфальтовой дорожке вокруг дома, опираясь на палки, медленно бредут матери моих сверстников. Каждый вечер они выходят гулять по двору. Одежда на них черная, старомодная, довоенных времен. Их жизнь кончилась, когда погибли их дети…

Солнце скрывается за высокими крышами. Его лучи отражаются в стеклах. Окна становятся кроваво-красными, и кажется, что из них кричат мои сверстники: «Коль-ка! Ни-ко-лай!»

1

Я лежу на верхних нарах и смотрю на керосиновую лампу, которая раскачивается в такт стука колес.