Трое сыщиков, не считая женщины

— Я здесь не работаю, — объяснил он, — только в мастерской.

Хачатур Суренович принялся объяснять цель их приезда:

— Я сказал, что таких людей в России, которые могут делать ювелирку с эмалью, очень мало, и ты всех знаешь.

Родион пожал плечами:

— А что тут знать?! Кроме меня этим занимается только один человек.

— Всего один? — словно предчувствуя недоброе, переспросил Турецкий. — И где он живет?

— В Самаре.

Глава 25 ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ИТОГИ

В деревню Щеткин поехал с Китайкиным.

Картина, которую Петр застал в Красном Быте возле дома Вертайло, мало отличалась от той, что была в его предыдущий приезд. Так же при его приближении к дому истошно залаяла собака, так же он прошел вдоль забора ближе к углу и снова увидел под навесом женщину. Только в этот раз она не маслята чистила, а натирала морковку.

Дальше дежа вю стало еще разительнее: Михаил находился в доме и был пьян. Последнее обстоятельство не удивило Щеткина. Он еще в тот раз понял, что Вертайло горький пьяница.

— Вы погодите, я мигом, — сказала Маруся.

Она шустро скользнула в дом, вскоре оттуда донеслось нечленораздельное мычание Вертайло и яростная ругань жены. На крыльце он появился в трусах и в майке, небритый, нечесаный. Сел на лавку, прислонясь спиной к бревенчатому срубу. Закрыв глаза, опустил голову.

Жена кое-как привела Михаила в чувство, поднесла ему ковшик огуречного рассола, который тот выпил в два приема. Подала мужу сигареты, с похмелья он не соображал, где их искать, поднесла зажигалку. Сделав пару затяжек, Вертайло малость пришел в себя.

Заметив Щеткина, он икнул и злобно спросил:

— Чего вы тут забыли?

Не надеясь на память алкоголика, Петр Ильич повторил то, что уже говорил во время первого визита — в генерала Свентицкого стреляли, ранили, он находится в больнице, в поисках преступника следователи собирают информацию.

— А меня-то вы почему спрашиваете?! Я-то тут при чем?!

— Как известно, в свое время вы явились к нему с повинной, получили срок и были освобождены досрочно.

— Легко говорить — досрочно. Мне до освобождения пришлось три года за решеткой куковать, на общем режиме. А у меня была семья, дети. У меня все пропало к чертовой бабушке. Нужно было Свентицкому меня хватать?! Чтоб ему ни дна ни покрышки!

— Вы же сами явились с повинной.

— Чего — явился? — зарычал Вертайло. — Меня вынудили! Он хотел, чтобы все сидели. Для этого зверя нет большей радости, чем посадить человека за решетку! Хлебом его не корми! Не явись я, мне бы, как Медведеву, — подарили «Смит-Вессон» с одним патроном. Поступай с подарком, как знаешь.

— Почему генерал хотел всех посадить?

— Потому что бешеный! Псих высшей марки! Дай бог ему не скопытиться, только дерьмо он первостатейное, ваш генерал. Ох дерьмо! Такое другое дерьмо еще поискать надо…

Оперуполномоченный понял, если Вертайло не остановить, то он десятки раз будет склонять на все лады понравившееся ему слово. Поэтому Щеткин, улучив момент, спросил:

— То есть, вы считаете, он несправедлив?

— Конечно. Ты пойми, голова садовая, что там все воровали — от и до! Там только этим и занимались.

— Некоторые еще и воевали, — сухо заметил Петр.

— Не смеши меня. В Косове? С кем?.. Мы там от безделья маялись. И от безденежья тоже. Нам же боевые обещали заплатить только дома. А там мы находились на скудном пайке. Вот и зарабатывали, кто во что горазд. Иначе получалось обидно. Какой-нибудь замызганный крестьянин ковыряется днем на своем участке. Вид жалкий — грязный, небритый. Вечером же, смотришь, он сидит в баре с такими же дружками. Веселятся, пьют вино, жрут, поют песенки. А мы, по-твоему, должны ходить вокруг и облизываться? Вот и загонишь что-нибудь тем же крестьянам.

Щеткин опять остановил разговорившегося собеседника, норовившего все время увести разговор в сторону от главной темы.

— А все же, Михаил Михайлович, кто, по-вашему мнению, был способен на физическое устранение Свентицкого?

На мгновение ему показалось, что взгляд Вертайло стал осмысленным. В глазах даже мелькнула хитринка. Петр серьезно засомневался — на самом деле тот пьян или валяет дурака? Играет пьяного, чтобы в случае чего отказаться от своих слов. Разрешить мучительные сомнения не успел, Вертайло опять смотрел на него осоловелыми, словно у судака, глазами.

— Неудобно выдавать товарища, только я тебе скажу как на духу: похоже, Витька Гайворонский его шлепнул. Больше некому.

— Вы называете его товарищем?

— Конечно, близкий товарищ, — сказал прапорщик и, безбожно перевирая мотив, затянул песню: — Друг мой третье мое плечо, третья моя рука…

— Поселившись здесь, вы общались с Виктором?

— А как же без этого? Созванивались, встречались. Боевое братство.

— Когда вы с ним последний раз виделись?

Вертайло пристально посмотрел на сыщика, потом перевел глаза кверху, беззвучно шевеля губами. Петр терпеливо ждал, пока прапорщик закончит свои загадочные расчеты. Наконец тот сказал:

— Виделись давно. Точно не помню.

— А где вы с ним встречались?