Трое в Долине

Олег, вкладывая свою долю, срезал длинные прутья, очистил от коры, мясо нанизал тонкими ровными ломтиками. В узелке Сиринги, так она назвалась, кроме соли нашлись высушенные травы, ломкие настолько, что рассыпались в пыль, но когда ими посыпали мясо, невры заурчали как голодные звери: мясо стало настолько восхитительным, хоть и странно жгло рот, что проглатывали, почти не разжевывая, как волки, завалившие большого жирного оленя.

Сиринга наблюдала за ними с хитренькой усмешкой. Она насытилась быстро, поклевала как птичка первой, деликатно показав, что мясо не отравлено, затем к удивлению невров вытащила из заплечного мешка странную доску с натянутыми на ней волосами разной толщины: от конского до тончайшего шелкового. Олег уже видел такие, рассказывал и Таргитаю, теперь дударь раскрыл рот и ошалело смотрел, как девушка покрутила колышки, натягивая каждый волос, тронула раз-другой, и в воздухе зазвенели странные звуки, от которых защемило внутри, а сердца застучали чаще.

— Святое Небо, — выдохнул Мрак. — Что это?

Она радушно улыбнулась:

— У вас такого не знают?

— Откуда? — изумился Мрак. — В лесу родились, пням молились... Да и везде, где были, народ прост, как дрозд. Если поет и пляшет, то лишь два притопа, три прихлопа. А это... я даже не знаю!

— Тогда слушайте, — сказала она горделиво.

Олег смотрел, как она вскинула носик, лицо стало строгим, даже чуточку надменным. Сперва только перебирала эти волшебные нити, воздух наполнился прекрасными звуками, нежными и трепетными, потом очень тихо добавился ее голос, такой же чистый, светлый, пошли набирать силу вместе, сплетаясь и помогая друг другу.

Олег в первые мгновения еще держался, пытался настроить себя на подозрительный лад: откуда в лесу такие инструменты, почему не выказала ни капельки страха, все-таки у них, надо признать, рожи зверские, одежка драная, забыли, когда и мылись, несет как от коней после тяжкой работы... но она играла и пела так, он не мог подобрать слова, что вся подозрительность постепенно улетучилась, как клочья сырого тумана под утренним солнцем.

В вечернем воздухе долго дрожал, мучительно медленно замирая, чистый, как родник, звук, Сиринга уже молчала, а когда натянутые нити застыли, она ослабила колышки, спрятала волшебный инструмент в заплечный мешок.

— Ну что, — сказала она деловито, — пойдем?

Мрак подхватил одной рукой мешок с мясом оленя, секиру — другой, ответил за всех:

— Мы уже идем!

Олег попытался сказать, что они не собирались никуда заходить, что им надо в Долину Битвы Волхвов, но язык не поворачивался протестовать, когда Мрак и Таргитай влюбленно заглядывали этой золотоволоске в глаза, едва не пританцовывали, готовы нести не только ее мешок, но и ее тоже, едва не отпихивают друг друга...

— Если только не надолго, — предупредил он.

Сиринга оглянулась, брови ее удивленно взлетели:

— А что, я вас тащу силой?

— Да нет, — смешался Олег.

— Смотрите, — предостерегла она насмешливо, — вас трудно будет выгнать из нашего дворца! У нас много красивых женщин. Есть и очень красивые.

Олег в замешательстве отвел глаза. Неужто есть еще красивее, подумал в замешательстве. Сверкает, как драгоценный камешек, быстрая и гибкая, как зверек, умненькая, глаза понимающие, словно видит его насквозь, грязного и пропотевшего, с такими же пропотевшими мыслями...

Деревья мчались навстречу, разбегались, выпрыгивали сбоку, Таргитай на ходу ушиб палец, поднял крик, но не отставал, стыдно отстать от женщины, а та неслась как молодой олень, ловко перепрыгивала валежины, даже перескакивала невысокие выворотни и ямы, невры разогрелись, но держались ровно, с дыхания не сбились, и Сиринга, наконец, начала оглядываться с удивлением, сама пунцовая, как маков цвет, волосы выбились из-под капюшона, их трепало по ветру, и Таргитай еще дважды влипал в деревья, засмотревшись на диковатую девичью красу.

Наконец, она приотстала, невры обгонять не стали, не с женщиной же состязаться, а Сиринга проговорила с трудом:

— Никто... никто еще... не догонял меня!

— Все когда-то бывает в первый раз, — утешил Мрак.

Он нисколько не сбился с дыхания, Сиринга смотрела на него как на великое чудо. Оба изгоя тоже дышали ровно, хоть и глубоко. Было видно, что так могут бегать хоть до поздней ночи, словно они не люди, а олени.

Лес кончился, а дальше, как брошенный вперед с размаха зеленый ковер, простерлась равнина. Невры заворожено смотрели на чудо впереди: сверкающий оранжевым сказочный дворец на вершине огромного холма.

Крыши и башенки горят как расплавленное золото, глазам смотреть больно, снежно-белые стены гордо вздымаются ввысь, словно не хотят ничего иметь общего с серой землей, из которой выросли. Забор вокруг исполинского дворца не настолько высок, чтобы спрятать его сверкающую красоту, да и зачем, если шапка свалится, когда посмотришь на высоченные стены дворца!