Трое в машине

Они встретились и на другой день и на третий. В лице Лапина, в его повадке было что-то такое, отчего, когда они шли по «броду» или в толпе возле «Армана», перед ними будто прокладывался коридор. Она не хотела думать, почему так, ей это нравилось. Она полагала, что его уважают как спортсмена. А сейчас поняла, что его боялись. Наглые подростки здоровались с ним с каким-то вызывающе хамским подобострастием. Иногда он оставлял ее, говоря: «Я на минутку», — отходил чуть в сторону, и возле него мгновенно, как железные опилки к магниту, плотно сбивались трое-четверо парней или подростков. И рассыпались, едва он отходил. И Толик перед ним лебезил, и Марат из ателье, и все.

Его повадка, приглушенные слова, жесты, его дружки с одинаковым, будто отработанным, взглядом и даже его заступничество, — все теперь слилось для Тани в одно, в нечто черное, ночное, страшное.

«Когда это случилось?» — спросила Таня у бабушки. «Да вчера днем, в три часа, людей кругом полно. А ты до двенадцати ночи бродишь, как мне спокойно жить?»

Она поднялась, умылась, причесалась. Пообещала бабушке никуда сегодня не ходить. «А если будут звонить, скажи, нет дома».

Она удивилась, если бы в портфеле оказались книги или какие-нибудь вещи. Но там были деньги и облигации. Для этого он с ней и знакомился. Привлечь в шайку. Когда он передавал портфель, лицо было, как гипсовое, неподвижное, глаза стеклянные. «Дружок в больницу попал, бегу, скорая увезла, а туда с вещами не пропускают. Возьми до вечера, я позвоню». Он исчез, а она спокойно пошла домой. Экая важность — портфель до вечера. Спала спокойно, проснулась спокойно — и вот...

Куда нести? В сберкассу? Но туда все равно вызовут милицию, соберутся люди. Нет, лучше сразу в отделение, в то, где она три года назад получала паспорт.

Она знала, ей отомстят, но теперь она презирала их всех, была оскорблена — кого он из нее хотел сделать! — угнетена и ошеломлена настолько, что уже ничего не боялась. Убийца, кровь на нем. А на ней?..

«Убийцу не знала, не знаю и не хочу знать!» — так решила она. Только в этом она видела хоть какую-то возможность стать непричастной. «Не знала убийцу, не знаю!.. Никто не передавал!..» Будто впала в длительную истерику. И твердила одно и то же следователю.

Ее упрямство будто придавало энергии Демину. Он встретился с Адаевым, пригласил его посидеть в кафе.

— А не могли бы вы поразмышлять в газете? — спрашивал он Адаева. — Именно поразмышлять. О судьбе современной девушки, которая случайно оказалась в такой ситуации. Не утверждать ничего, а просто поговорить на тему. Привлечь внимание общественности.

Адаев тянул пиво, щурился.

— Не могу, старик, до суда — ни слова. Пресса не имеет права оказывать давление. А насчет общественности — и так хватает внимания, сверх меры. Дело не пустяк.

— Понимаете, ей совесть не позволяет выдавать друга, — пытался подсказать Демин.

— «Совесть», «друга» — это абстракция. А истина всегда конкретна. Друг убил человека, а у нее, видите ли, честь и совесть. — Посмотрев на унылое лицо Демина, Адаев смягчился:—Я понимаю, она тебе нравится, в нее и влюбиться можно. По молодости, прости меня, по глупости. А у тебя должность. Значит, ты действуй, как должно, а не с бухты-барахты. Ляжешь за нее костьми, а потом? Есть много способов промахнуться, а попасть в цель — только один.

Сначала она и ему понравилась, очерк-то он не из пальца высосал. Но хорошо, что редакцию предупредили вовремя, иначе ему бы пришлось туго.

Казалось бы, ничего общего по роду занятий у журналиста Адаева со следователем Шуптой, но для Демина они были одинаковы. Слишком легко оба чертили свою прямую линию. Один сказал — не пойдет в дело, другой — не пойдет в газету, и все, и точка.

Демин побывал и возле тех самых качелей. Постоял, посмотрел. Почему они именно здесь встретились? Площадка огорожена железными прутьями, крашенными то синим, то красным, покрашены и стойки железные, и растяжки, и лодки. А вокруг высокий газон, метра два... Будний день, и здесь пусто, уныло. Стоят качели, как будто прикрыли их в связи с этим самым делом. В тот день, наверное, здесь тоже никого не было. А может, и наоборот, людно было, он подошел к ней передал портфель, закурил, нырнул через газон и исчез в парке. А она понесла домой свою новую судьбу. «Деньги — сила, — как сказал Толик. — Не имей сто рублей...» А Демину они казались чем-то вроде чешуи звероящера. Атавизмом. Собранным и переданным по наследству.

Демин снова говорил с Шуптой и снова слышал:

— Ты мне подавай факты.

— Она сдала деньги, предмет хищения — вот факт,

— А укрывательство разбойника, убийцы — это не факт? —спокойно вопрошал Анатолий Андреевич. Сложное дело он закончил быстро, был удовлетворен и мог позволить себе небольшую дискуссию с молодым коллегой.

— Все зависит от того, на чем сделать акцент в конце концов — на первом факте или на втором.

— Отлично, это и сделает суд, а не мы с тобой. Расставит акценты.

— Следователь должен смотреть дальше фактов, Анатолий Андреевич, — упрямился Демин.

— Куда — дальше? — играл в наив Шупта.