— Поспать человеку не дадут, — Жареный, продолжая жмуриться, длинно зевнул:— Ох-хо-хо, — медленно. с ленцой перекинул одну ногу через край багажника, перекинул другую, отвел руки назад, чтобы опереться, и тут сонный старшина метнулся к нему так быстро, что Демин и глазом не успел моргнуть, только услышал, как Жареный со стоном выругался и о дно багажника ударил тяжелый ключ для масляного фильтра. Все инструменты в багажнике, и Жареный успел выбрать штуку потяжелее. Вот тебе и сонный!
Жареный вылез, выпрямился и оглянулся назад.
— Так, та-ак, — сказал он Демину.
— Проходите в будку!
Жареный еще раз оглянулся. — Таня сидела неподвижно, и Демин заметил в его глазах тоску, собачью, немую тоску. О чем он хотел сказать ей, попрощаться? Или пригрозить? Может быть, он действительно хотел завязать, расстаться с прежней жизнью и надеялся на ее помощь? Никто теперь этого не узнает.
— Руки назад! — скомандовал лейтенант и подтолкнул Жареного в спину.
— Не гавкай! — огрызнулся тот и команду не выполнил.
Переступив порог. Жареный воскликнул:
— О, да тут фрукты и овощи! — шагнул к арбузу и схватил лежащий рядом нож.
— Бро-ыссь! — просвистел старшина коротко и грозно, не то «брось», не то «брысь», как на блудливую кошку.
— Не боись, начальник, не боись, — нагловато, но с опаской отозвался Жареный и бросил нож к ногам старшины. — Кадры, сука, кадры, — проворчал он. — Старый конь борозды не портит.
Действительно, кадры, согласился Демин, бывалый этот старшина, опытный. Есть и такая собранность, парадоксальная, сонная.
Жареный схватил недоеденный ломоть арбуза и с чавканьем стал пожирать его.
— Верните мне права, Долгополов.
— Сам потрудись, начальник. Мои честные воровские руки могут только брать, но не отдавать.
Жареный приподнял арбуз, ударил его о стол, пятерней выгреб, выдавил красную мякоть и жадно стал запихивать в рот, с фырканьем выплевывая косточки на пол. В этом непотребстве он нашел как будто способ успокоения.
Преодолев брезгливость, Демин залез к нему в карман и вытащил свои права. Авторучку и зажигалку он брать не стал, даже здесь перед Жареным не хотелось ему выглядеть крохобором. Раскрыл книжицу, проверить, свое ли взял, и не заметил, как старшина неуловимо, буквально, как фокусник, извлек из другого кармана Жареного отвертку и подал Демину.
— Ваша?
Демин уже встречал тип такого работника. У него тоже дар, особенное чутье на пакость. Неприметные, без претензий, без всякого продвижения по службе, они тем не менее незаменимы в опасной обстановке. Добрейшие в кругу семьи, с друзьями, о таких говорят: последнее отдаст. И от доброты и душевной мягкости у них повышенное чутье на беду, на опасность.
— Что вы сделали с каином, Долгополов?
— Тряпку в рот, пусть жует, — Жареный смачно выплюнул косточки в сторону Демина. — Прожует — проживет, а не прожует — копыта в сторону.
— Адрес его назвать можете?
— Чего не могу, того не могу, склероз, — и еще раз сплюнул в сторону Демина. Он глумился, он влип прочно и надолго и теперь мог покуражиться. — Ладно, давай линяй отсюдова, ты свое дело сделал. Бог даст — еще свидимся. Только групповое мне пусть не вешают, не проханже. Я эту, — он кивнул в сторону машины Демина, — вижу в первый раз.
Демин понял. Двое — уже группа. И статья другая и срок больше. Хотел бы Жареный посчитаться с Таней, да палка о двух концах.
Демин вышел. Хотелось отряхнуться, от этого человека. Молча сел в машину. Таня молчала, ни о чем не спрашивала, и он ей ничего не сказал. Вставил ключ в замок зажигания, завел, машина зарокотала, заговорила за них обоих. Вырулил на асфальт.
— Куда мы едем? — спросила она.
— В аэропорт. И опять замолчали.
Может быть, уже опоздали и придется ждать другой рейс. Посидят в машине, поговорят...
— Мы не опаздываем? — спросил Демин.
— Нет. — На часы она, однако, не посмотрела. — Вы хотите меня отпустить?
— Да.
— А не думаете, что вам попадет?
— От кого?
— От начальства, от прокурора. На вашей работе.
— Я там уже не работаю.
— Это мы уже слышали, — сказала она с усмешкой.
За постом ГАИ начался аэропортовский микрорайон. Довольно густо шли городские автобусы, такси, мотоциклы. На тротуарах людно. Промелькнули гастроном, киоски.
— Так чего же вы тогда пристали ко мне? — проговорила она неприязненно. — По какому такому праву? Вы что, Макаренко? Чего вам нужно от меня? «Не работаю», — передразнила она. — «Из-за ва-ас».
— Из-за себя, — уточнил Демин.
— А под наганом вы пели другое.
— Из-за себя, — повторил Демин. — Из-за своего отношения к вам. И я не понимаю, чем я мог вызвать ваше недовольство.
— Я тоже не понимаю, почему вам так хочется издеваться, топтать.
— Я вам ничего не сказал плохого. И действовал как лучше.
— Вот это и отвратительно! Лучше бы вы действовали, как все.
— И тогда бы вы продырявили мне спину, — Демин усмехнулся. — Верно?
— А-а! — протянула она презрительно. — Мне противно ваше спокойствие, все эти ваши твердости, ваши стойкости. В силе нет правды.
Не такой уж он и сильный, как ей кажется. Просто ему жалко ее. А сказать нельзя.
Был бы сильный, сдал бы ее вместе с Жареным. Проявил бы хваленое добро с кулаками.