Трое в одном морге, не считая собаки

Великий Драматург явно испытавал слабость к своему оскотинившемуся персонажу Боре. И, поиграв с ним за «красной» чертой, решил сохранить его для действия за «зеленой»[49]… Но каков Левик! Сукин сын! Пошл не по годам… Шушку… Действительно, кровь не водица… Но не дурак! «Шепелявый» код — зто просто и изящно… Значит, все-таки Ленка. Ну и фиг с ней. А, может, вообще — Кира Бойко? Как было бы мило с ее стороны!..

Нирвана перешла в эйфорию, и с песней «Ам Исраэль хай!»[50] я явился на мирпэсэт — обласкать нашу замечательную молодежь.

Молодежь в ласках извне явно не нуждалась и встретила меня крайне настороженно. Чтобы завязать непринужденный разговор, я спросил Шуш — где, по ее сабровскому мнению, лучше жить — в Иудее или Самарии?

— В Калифорнии, — отрезала она.

Сын подобострастно рассмеялся…

…Вскоре пришли еще трое: реанимированная теща, исцарапанная Ленка и кот.

— Мама отказывалась уходить без него из больницы, — объяснила Ленка, глядя на меня безумными глазами.

Левик перевел. Все посмотрели на кота. Он был зауряден.

— Я за ним по всему двору бегала, — пожаловалась Ленка. — Он нашего «кис-кис» не понимает, шарахается.

Это Левик переводить не стал, а объявил:

— Я ему противогаз сделаю! — и сделал авторский перевод.

— Не болтай глупости! — возмутилась теща. — Лучше придумай, как его назвать…

— Назовем Индикатор. Как его еще называть, — сурово сказал я и посмотрел на тещу буравящим взглядом капитана МГБ Гольдфельда.

Кот хрипло мявкнул и исчез под шкафом.

— Действительно, — согласилась теща. — Назовем его Индикатор. Он так чутко реагирует на гнусные намеки!

СЕЙЧАС ВЫЛЕТИТ ПТИЧКА…

Я вошел в Жекин двор и уселся на ту самую скамейку, на которой встретил начало войны. Во время чрезвычайного положения, когда квартиры полностью укомплектованы слоняющимися от безделья жильцами, а каждая комната — как проходной двор, проходные дворы становятся идеальными рабочими кабинетами.

Было пусто, тихо и сосредоточенно. Подъезды, как пылесосы, втягивали последних прохожих — чем ближе, тем быстрее. И даже Жека, как образцовый обыватель, вписался в рамку окна и слегка почернел на желтом фоне с голой лампочкой, коптя небо.

Вот я и получил возможность не торопясь все спокойно обдумать. Но обдумывать было уже особенно и нечего. К эндшпилю на доске осталось слишком мало черных фигур: Ленка, да Жека с Кирой Бойко в уме. Дневник Левика обелил как его самого, так и «черного» хасида. Террористический «Совет по Чистоте и Вере» в полном составе мирно гонял чаи у меня дома, с очищенной предсмертной исповедью тещей. Несостоявшимся убийцам чай разливала потенциальная. То есть, что значит — несостоявшимся? Первую-то женщину отравила теща. Но не преднамеренно. А двух моих любовниц — Ленка. Что против нее? Яд хранила, за мной следила. Достаточно, чтобы прижать и расколоть. Но, как мать моего сына, она заслуживает не менее бережного отношения, чем какая-нибудь партийная номенклатура. Значит, за нее я возьмусь при полном и окончательном отсутствии альтернатив.

Является ли Жека альтернативой? При наличии воображения — да. Израильский мафиози. Меня ненавидит. Считает вопросом своей уголовной чести отомстить. А тут еще теща «подбрасывает» ему труп, и он как-то узнает, что я занят в расследовании. Следит за мной, обнаруживает двух любовниц. Узнает через своих людей в полиции каким ядом была отравлена первая жертва, «стреляет» дуплетом, и я надолго у параши. А Кира Бойко — исполнительница. А потом прячет ее в «Саудовскую Аравию». Полный бред.

* * *

— А-а…ты… — уныло сказал Жека, — приятнее слышать сирену, чем твой голос… Но учти, в хэдэр-атум я тебя пускать не обязан. И не пущу. Поэтому советую не задерживаться.

Задерживаться, действительно, смысла не имело. С Жекой надо работать быстро и примитивно.

— Киру Бойко вчера видели в городе, — блефанул я. — Зачем врал?

Жека пожал плечами:

— Так только вернулась. Прекрасно отдохнула, заработала, даже поправилась на рахат-лукуме. Между прочим, я ее возвращение рассматриваю как патриотический поступок… Вроде этого дирижера — разорвала контракт и приехала первым же верблюдом…

Неформальность наших отношений была обоюдоострой. Он мог позволить себе надо мной издеваться. Но и я мог себе позволить…

Пока Жека в ванной заговаривал матом кровь из носа, я осмотрелся. Хотя осматривать было особенно и нечего. Квартирка тянула разве что на приют барахтающегося наркомана, а не на логово крутого мафиози. По-видимому, в израильской мафии Жека занимал ту же экологическую нишу, что я — в полиции: «спец по русским олим». Наверное страдает, что ему не доверяют ничего серьезного. Говорят — «савланут»,«леат-леат» и намекают, что ментальность не та. Кстати, о ментальности — это штука интимная. Столь же интимная, как, скажем, место, где хранишь наркотики. В Союзе после трехчасового шмона мы нашли их в футляре от фотоаппарата…

— Замри! Сейчас вылетит птичка! — я игриво помахал футляром перед выползшим из ванной Жекой.