Трое в подводной лодке, не считая собаки

Тем более, что выяснилось, что все эти шпунтубели и прочие куншты назывались вполне себе по-русски, безо всяких ненужных заимствований. Шерхебель — он же драч, фальцгебель — нагродник, и несть им числа. Для Саши всё это было, честно говоря, откровением, но он стиснул зубы и молчал. Потому что засилье неметчины в отдельно взятом Александрове уж достало. Одного Гейнца на весь Александров было много, чтобы ещё внедрять всякие зензубели с шерхебелями. Когда же русские столяры стали забывать родные названия? Сашу это страшно бесило. Поэтому он сознательно избегал всяких слов, вроде стамески, рубанка или, упаси боже, рейсмуса, в разговорах. Впрочем, его занудного славянофильства хватило ненадолго, слишком уж привычными для него были эти слова, слишком прочной была семантическая связь.

Опять же, давить на Трофима пришлось по всяким мелочам. Тот же конный привод Трофиму показался ненужным. Но, действительно, зачем токарному станку такая мощь? Однако, когда Саня сообщил мастеру, что нужно приготовить две тысячи одинаковых катушек под пряжу, тот сильно озадачился.

Саня втолковывал ему:

— Потому что вот это мы встремляем в пазы, в боковую раму, расклиниваем, и от этого привода может работать всё что угодно. Хочешь ткацкий станок, хочешь прядильный, хочешь — токарный. С другой стороны, с таким креплением, любой станок можно прикрутить хочь к водяному приводу, хоть к лошадиному, хоть к паровому.

— И что это такое паровой привод?

— Потому увидишь. Может быть. Главное, чтобы соединения были одинаковые. На чём ты собрался делать две тысячи одинаковых катушек, — повышал голос Саня, — и когда? И кто их будет делать? Ты учеников подпускаешь к токарному станку только для того, чтобы рукоятку вертеть! И работа — простейшая! У нас такую мелочёвку десятилетние пацаны делают!

Он продолжал рвать шаблон Трофиму. Трофим был стоек в своих заблуждениях, но Саша долбил его с методичностью парового копра. Иной раз у него опускались руки, он устал пробивать корку замшелых представлений о работе, постоянно натыкаясь на Трофимовы суждения:

— А нам не надо, нам и так хорошо. Наши деды… — и снова заводил свою шарманку, чтобы через день-другой изменить своё мнение на противоположное.

Эту систему надо менять, Шубин был в этом уверен. Качественный инструмент, это в первую очередь, помимо всего прочего, позволял вести в строй подмастерьев гораздо раньше, чем они научатся топором рубить на четыре части вертикально поставленную спичку.

Сашка был не мастером, Сашка был руководителем проекта и должен бы заставить работать всех этих людей. Каждого со своими привычками, капризами, навечно заученными догмами. Каждого похвалить, отругать, воодушевить, обнадёжить, научить. Заставить, в конце концов. Несмотря на то, что он получил разрешение изготовить в кузне монастыря скобы и уголки, решил, что обойдётся без них. Трофимовы соединения держались вполне и безо всяких железных подпорок. И поэтому решил под видом разрешённого изготовить неразрешённое.

Кузнец Вакула был преисполнен собственной значимости и под видимым почтением плохо скрывал лёгкое пренебрежение этим вот выдумщиком. Что «этот вот» нам тут может сказать нового, лезет со своими придумками.

— Вот это переделать, — сказал однажды Саша.

Вакула возмутился, как это? Как это переделать такую замечательную вещь?

— Ты всё сказал? — пододвинул к нему деталь и равнодушно повторил, — переделать так, как начерчено, а не так, как ты себе придумал.

Строптивый кузнец переделывать не желал, он желал покоя и привычных подков. Наконец, Саша не выдержал:

— Я тебя не учу железо ковать? Так и делай, что тебе сказано! А то много воли взяли, то — хочу, это — не хочу. Будешь много говорить, так матушка Манефа тебе поправит образ мыслей.

Пороть на конюшне — Саша вообще считал это выражение, как некий стёб, мем, выдернутый из псевдоисторических романов, но в этой реальности пороли на козле. По пятницам. Вот Вакулу и отпороли, с приговором — за несоразмерную гордыню.

«Командно-административная система всегда добивается выполнения поставленных задач» — сделал вывод Саня, но теперь, конечно, о сердечных отношениях с Вакулой можно будет забыть. Однако сам Вакула, на удивление, считал случившееся всего лишь мелким эпизодом и зла на Саньку не держал. Ибо получил за дело. Дальше дело пошло лучше. Саня беззастенчиво списывал на нужды будущего станка железо, а Вакула ковал инструмент. Железо было так себе, кузнец тоже умениями не блистал, но при помощи Гейнца, цементации и чьей-то матери Саня своего добился. И в первую очередь сделал резец для токарного станка, позволяющий даже однорукому делать по две штуки абсолютно одинаковых катушек за раз.

Вторым ходом Саша продавил внедрение Образцов, что по-нерусски назывались шаблонами, Лекал — слава богу, это оказалось русским словом и Проводников, которые неправильно будут называться кондукторами, и прочими приспособами для повышения производительности труда, из-за чего они чуть не подрались с Трифоном.