Трое в штатском. Книга вторая

Я не ожидала от осмелевшей Маринки такой прыти. Она рванулась к следующему залу с такой скоростью, что чуть не выдернула мне вместе с пальцем всю руку. В ладони у меня что-то щелкнуло, я охнула, Маринка ойкнула, мы замерли, хлопая друг на друга глазами. В следующее мгновение, не сговариваясь, кинулись дальше по выставке.

Из Марины не получится разведчица.

Она как пулемет тарахтит каблуками. У меня же, получается, бежать на носках.

Мы остановились в первом попавшемся зале перед первой попавшейся картиной. Нет, это фотография. Зал фотографий и набросков карандашом. При этом зал удивительно гармоничен. И на это явно сделан акцент. Не зря. Я загляделась. Поразительная игра реальности и… мечты? Я подошла к одному из набросков. Но погрузиться в долгожданное созерцание мне не дали. Маринка схватила край моей рубашки, зацепив пальцами и часть кожи. Я взвыла белугой и уже собиралась кинуться на нее с кулаками, когда, проследив ошарашенный взгляд Маришки, поняла, что приключения наши еще не закончены. По залу плыл… Карлсон. Весь цветочный, в коротких штанишках и с ярко красным пропеллером на спине. И опять это была солидного возраста женщина. Она была не одна, целый парад ряженых тек в наш спасительный зал. Похоже, для уединения мы с Маринкой нашли на этой выставке самое неподходящее место. Неторопливые фигуры явно были настроены сосредоточиться именно здесь. Я стала соображать, как бы потише ретироваться. Желательно успеть, пока не опомнились Маринка и не принялась снабжать эту картинку своими не тихими комментариями…

– Маугли! – взвизгнула счастливая Марина, разгадав очередной наряд, и тут же захлопнула рот руками. Но поздно. Вся процессия замерла. Мы в центре внимания. Да еще обе одеты. Страшно неудобно.

Маугли, это мужчина лет сорока пяти – пятидесяти в набедренной повязке. На нем эта единственная деталь гардероба смотрелась невероятно комично. Надо сказать спереди ее и разглядеть было почти невозможно под нависающим животом. Да и весь он в образе подвижного мальчика… это что-то. Рыхлый, неуклюжий, с заметной отдышкой, аккуратно причесанный, с мягкими улыбчивым лицом… вобщем Ширхана понять можно. С этим «малышом» можно надолго решить вопрос продовольствия.

Если бы не крайняя степень смущения, то я бы рассмеялась.

– Здравствуйте, – произнес Маугли. Голос у него очень располагающий. Кажется я начала немного расслабляться.

– Здрасти, – кивнула Маринка. – Хорошая выставка.

Он согласно кивнул и, отделившись от своих товарищей, приблизился к нам. Остальные вернулись к своим разговорам. Вообще, я так начала замечать, что отношение к нам у всех этих странных людей довольно-таки равнодушное. Никого всерьез не волнует, ни откуда мы взялись на закрытом мероприятии, ни наш глупый наряд. Скорее всего, все эти люди уже привыкли, что один-другой сторонний зевака обязательно затянется в их огород. Вот и сейчас, этот Маугли идет к нам, не потому что его интересует или возмущает наше присутствие. Просто его окликнула Маринка, и он откликнулся. Похоже отношения здесь довольно раскованные. Да и странно было бы ожидать других от Маугли, или, например от Карлсона. Кажется, я себя убедила. Можно и пообщаться. А может раздеться?

– Это зал нашей Верочки, – начал он запросто, по-свойски. – Правильно, что вы решили начать отсюда.

– Она фотограф, – очень к месту заметила Маринка.

– Фотохудожник, – мягко поправил Маугли. – Верочка художник. Посмотрите, – он подошел к одной из фотографий, на которой был заснят густо алый закат обливающий своим сочными покрывалом широкое поле и лес с церковью на берегу небольшого озера. Игра света, уловленная объективом, шокировала. Смешение естественных красок, блеск озера дало игру теней и светопреломления. Лес стал желтовато-коричневым, озеро ярко красным с отходящим от него черным берегом. Совершенно неестественная, неземная картинка. Даже маленький грибник на берегу предстал чем-то нереальным и черно зловещим.

– Ведь это осень, – произнес Маугли. – Это осень среди лета.

– Лета? – я присмотрелась. Действительно, широкие, раскидистые стволы в густой листве, высокая, крепкая трава, камыш. Конечно лето.

– Поразительно, – я не смогла удержать восхищения.

– Произведения нельзя смотреть мельком, – улыбнулся Маугли. – Произведение это не кадр из жизни. Это жизнь. Возможность увидеть жизнь, такой, какая она есть. На секунду отойти от привычных поверхностных характеристик. Желтый, красный, значит осень. Белый – зима. Зеленый – лето. А так ли на самом деле? – Маугли внезапно повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Я слегка растерялась.

– Мы не познакомились, – внезапно констатировал он. Повернул голову к Маринке, улыбнулся: – Я вас обманул. Я не Маугли. Я Валентин Петрович.

– А, – Маринка растерялась лишь на мгновение. – Марина Анатольевна.

– Василиса Васильевна, – представилась я. – А ваши работы, здесь тоже есть?

– Да, там, в начале, гобелены, – он как будто слегка смутился, но скорее это все же наиграно. Своей обширной груди он перед нами не смущается.