Трое за границей

Я последовал примеру Гарриса в Карлсруэ, украв велосипед. Я не собирался красть велосипед. Я просто хотел принести пользу. Поезд вот-вот собирался тронуться, когда я заметил, что велосипед Гарриса — мне так показалось — все еще стоит в багажном вагоне. Помочь мне было некому. Я запрыгнул в вагон и, в самый последний момент, выкатил велосипед. Торжествуя, я покатил его по перрону и наткнулся на велосипед Гарриса, стоявший у стены позади каких-то молочных бидонов. То есть велосипед, который я уберег, принадлежал не Гаррису.

Ситуация была неуютная. В Англии я бы пошел к начальнику станции и объяснил ошибку. Но в Германии, чтобы решить пустяк подобного рода, одного человека мало: вас поведут по инстанциям и заставят объясняться перед десятком. И если кого-то не будет на месте или у кого-то не будет времени вас просто выслушать, то вас, по заведенной традиции, запрут на ночь, чтобы вы имели возможность завершить объяснения утром.

Поэтому я решил, что просто уберу велосипед куда-нибудь с глаз и затем, без лишнего шума, чуть-чуть прогуляюсь. Я нашел деревянный сарай, который был вроде как раз что надо, и повел велосипед туда, когда какой-то железнодорожник в красной фуражке, похожий на фельдмаршала в отставке, заметил меня и подошел ближе. Он спросил:

— Что вы делаете с велосипедом?

— Да вот, хочу отвести в сарай, чтобы не мешался на дороге.

Своим тоном я постарался донести до него, что совершаю добрый поступок, за который вокзальные власти должны сказать мне спасибо. Но он не сказал мне спасибо.

— Это ваш велосипед? — спросил он.

— М-м-м... Не совсем.

— Чей же? — спросил он прямо.

— Не могу вам сказать. Я не знаю, чей это велосипед.

— Где вы его взяли? — был следующий вопрос.

Подозрение, в нем прозвучавшее, почти оскорбило меня.

— Я взял его, — отвечал я, со всем спокойным достоинством, на которое в этот момент был способен, — в поезде. Дело в том, — продолжил я искренне, — что я ошибся.

Закончить он мне не дал. Он просто сказал, что так и думал, и дунул в свисток.

Разбирательства, которые затем последовали, лично я вспоминаю без удовольствия. По какой-то чудесной удаче (говорят, Провидение хранит некоторых из нас) инцидент произошел в Карлсруэ, где у меня был знакомый немец, довольно важный чиновник. О том, как сложилась бы моя судьба, случись это не в Карлсруэ или не окажись моего знакомого в городе, я не хочу и думать. Как бы то ни было, я спасся, как говорится, каким-то чудом. Хотелось бы, конечно, добавить, что Карлсруэ я покинул с незапятнанной репутацией, но это будет неправда. Факт, что я вышел сухим из воды, в полицейских кругах Карлсруэ по сей день расценивается как серьезная ошибка следствия.

Но вся эта мелочь меркнет пред леденящим кровь преступлением, которое совершил Джордж. Инцидент с велосипедом поверг нас всех в замешательство, и как результат мы потеряли Джорджа. Как выяснилось потом, он ждал нас у полицейского суда, но в тот момент мы об этом не знали. Мы подумали, что он, возможно, выехал в Баден сам. Стремясь поскорее убраться из Карлсруэ и, быть может, не соображая как следует, мы вскочили в первый же проходящий поезд и направились в Баден.

Когда Джордж, измучившись ожиданием, вернулся на станцию, он увидел, что мы уехали, и с нами же уехал багаж. Его билет был у Гарриса; нашим кассиром был я, так что в кармане у Джорджа оставалась только какая-то мелочь. Тогда, посчитав свое положение смягчающим вину обстоятельством, Джордж сделал свой первый сознательный шаг на поприще злодеяний, от которого, когда мы прочитали скупой протокол судебной повестки, волосы у нас с Гаррисом стали почти что дыбом.

Путешествовать по Германии, следует пояснить, несколько проблематично. Вы покупаете билет на станции, откуда хотели бы выехать, до станции, куда бы хотели попасть. Казалось бы, с этим билетом вы попадете на эту станцию. Но это не так. Когда ваш поезд подходит, вы пытаетесь в него втиснуться; кондуктор, однако, величественно посылает вас прочь. Где ваши бумаги? Вы демонстрируете свой билет. Вам объясняют, что сам по себе билет к употреблению непригоден; это лишь первый шаг по стезе вашей поездки; вам нужно бежать назад в кассу и дополнительно приобретать то, что называется «Schnellzugkarte» [Билет на скорый поезд.]. Вы возвращаетесь с данным купоном, полагая, что ваши мытарства окончены. Вас пропускают — пока все нормально. Однако вам нельзя сидеть, вам нельзя стоять, вам нельзя ходить по вагону. Для этого вам нужно приобретать третий билет, который на этот раз называется «плацкартой» и который дарует вам место на какое-то расстояние.

(Я часто думал: что остается делать человеку, который упрется и купит только первый билет? Будет ли ему позволено бежать по шпалам за поездом? Сможет ли он нацепить на себя ярлык и упокоиться в багажном вагоне? Опять же, что грозит человеку, который, купив-таки «шнельцуг», упрется и откажется брать «плацкарту»? Разрешат ли ему влезть на багажную полку? Или позволят повисеть за окном?)