Трое за границей

(Другого вопроса немецкий полицейский задать бы не мог.) Я ответил — со всем сарказмом, который мог сообщить своему немецкому, — что, к своему стыду, какие это были коты, я не знаю. Я объяснил, что лично с котами был незнаком, и предложил, если полиция вызовет всех районных котов, пройти в участок и провести опознание по мяуканью.

Немецкий полицейский шуток не понимает (что, возможно, в целом и слава богу, ибо, я уверен, в Германии за шутки с человеком в форме наверняка существует какой-нибудь крупный штраф — у немцев это называется «обращение к должностному лицу в оскорбительной форме»). Он просто ответил, что проводить для меня опознание кошек в обязанности полиции не входит; в обязанности полиции входит взыскать с меня штраф за выбрасывание предметов в окно.

Я спросил, что же в Германии следует делать человеку, когда кошки будят его среди ночи; он объяснил, что я могу подать жалобу на владельца таковой кошки, после чего полиция вынесет ему предупреждение и, при необходимости, даст распоряжение об устранении таковой кошки. (Кому будет выдано распоряжение об устранении таковой кошки и чем будет заниматься таковая кошка в ожидании означенного распоряжения, он не уточнил.)

Я спросил, как, по его мнению, мне следует устанавливать владельца кошки. Он на секунду задумался и затем предложил проследовать за ней до места жительства. После этого спорить с ним мне расхотелось — любыми словами я бы себя только угробил. В общем, ночная потеха обошлась мне в двенадцать марок; ни один из четырех полицейских чинов, допросивших меня по этому делу, не нашел в нем ничего смешного, ни в начале, ни в конце.

Но все человеческие проступки и безрассудства меркнут в сравнении с чудовищностью такого злодеяния, как хождение по траве. В Германии нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя ходить по траве. В Германии трава — абсолютный фетиш. Наступить на германскую траву — такое же страшное кощунство, как сплясать «хорнпайп» на мусульманском коврике для молитвы*. Даже собаки преклоняются перед германской травой. Ни одна немецкая собака даже в мечтах не смеет сунуть в нее свою лапу. Если вы видите, как через газон скачет собака, знайте наверняка, — это пес какого-то нечестивого иноземца.

В Англии, чтобы собака не совалась куда не надо, мы ставим проволочные сети высотой в шесть футов на мощных столбах и с острыми кольями наверху. В Германии на видном месте ставят табличку «Hunden verboten!» [С собаками вход воспрещен!], и собака, в жилах которой течет немецкая кровь, смотрит на эту табличку и плетется прочь.

В одном немецком парке я видел, как садовник осторожно вышел на газон в войлочных туфлях, вытащил из травы жука, аккуратно, но решительно пересадил его на гравий и долго стоял, сурово наблюдая за насекомым, чтобы оно не попыталось вернуться обратно в траву. И жук, которому было ужасно стыдно, заторопился по водосточному желобу и свернул на дорожку, где висела табличка «Ausgang» [Выход.].

В немецком парке каждому социальному классу отведена специальная дорожка, и никто, под страхом потери свободы и состояния, по чужим дорожкам ходить не имеет права. Существуют особенные дорожки «для велосипедистов» и особенные дорожки «для пешеходов», аллеи «для верховой езды», дороги «для легких экипажей», дороги «для тяжелых экипажей», тропинки «для детей» и «дам без сопровождения». Отсутствие индивидуальных маршрутов «для лысых мужчин» или «для женщин-эмансипе» всегда казалось мне недосмотром.

В дрезденском городском саду я однажды наткнулся на пожилую даму, которая стояла, в беспомощном замешательстве, на пересечении семи дорожек. Каждую дорожку оберегала угрожающая табличка с распоряжением держаться подальше всем, кроме лиц, для которых данная дорожка предназначалась.

— Прошу прощения за беспокойство, — обратилась ко мне пожилая дама, выяснив, что я говорю по-английски и читаю по-немецки. — Не могли бы вы подсказать мне, кто я такая и куда мне идти?

Внимательно осмотрев ее, я пришел к заключению, что она была «взрослая» и «пешеход», и указал ей дорожку. Посмотрев на дорожку, она пришла в уныние.

— Но мне туда не надо. Можно мне пойти сюда?

— Упаси вас господь, сударыня! — ответил я. — Эта дорожка предназначена для детей.

— Но я ведь их не обижу, — сказала пожилая дама с улыбкой. (Существуют старушки, которые не обижают детей; она вроде как раз была из таких.)

— Сударыня, — отвечал я, — будь таковое в моей компетенции, я бы доверил вам пойти по этой дорожке, даже если бы с той стороны находился мой первенец. Но я могу лишь поставить вас в известность о законах этой страны. Если вы, вполне взрослая женщина, отважитесь ступить на эту тропу, вас оштрафуют, если не посадят в тюрьму. Ваша дорожка здесь, где прямо указано: «Nur für Fußgänger» [Только для пешеходов.]. Послушайте моего совета и торопитесь, стоять и раздумывать здесь запрещается.

— Но она ведет совсем не туда, куда мне надо, — растерялась пожилая дама.

— Она ведет туда, куда вам следует, — ответил я, и мы расстались.