Трое

Фрося помнит, как и их корову спас однажды Заплатин. То ли заболела она чем, то ли ведьма ее подоила (была такая примета), но стало молоко идти с кровью. Позвала она Заплатина. Тот явился незамедлительно, осмотрел вымя, помассировал его, в рот корове зачем-то заглянул, а затем сделал ей укол. И сказал, похлопав корову по спине: «Ничего страшного, завтра ваша Лыска будет здорова». Фрося пяток яиц Заплатину вынесла — работал все-таки человек! — а он напрочь отказался: «Яйца детям пригодятся. Вот чарочку я бы выпил». — «Тогда заходи в хату», — обрадовалась Фрося: негоже было отпускать человека, не отблагодарив.

Корова уже назавтра действительно давала нормальное молоко. Помог залетный ветеринар!

С приходом наших войск вместе с другими мужиками Заплатин ушел довоевывать.

Настя Шошина провожала Заплатина до станции, плакала (это Фрося сама видела), на прощание, не стесняясь, обняла его и многажды расцеловала…

И вот теперь повстречался этот Заплатин. Лицо у него и руки загорели. Глядя на обмотки и ботинки, покрытые серой пылью, он, стесняясь, говорил:

— Не зря молва есть такая: мир тесен… Вот встретились… Как живете-то хоть?

— По-старому, — отвечала Фрося.

— Егор где?

— В Подоляни должен, а точно не знаю. И вот их отцы вроде бы там, — кивнула Фрося на Дашу и Митьку.

— Я в Понырях тогда с ними расстался. По разным ротам нас. Да… Значит, все живы-здоровы.

— Все, милый.

— Ну и добро… Садитесь, подвезу.

Фрося начала отнекиваться.

— Не стоит, мы не так уж и уморились. Дойдем…

— Рассказывайте сказки, — не обращал внимания на ее слова Заплатин, снимая котомки поочередно с Даши, Митьки, а потом и с Фроси и укладывая их на телегу. — И сами садитесь. Только на вилы не напоритесь, — предупредил Заплатин.

Митька вскочил на телегу первым. Села и Даша, поджав под себя ноги. Фрося отказалась:

— Я пешком.

Тогда пошел с ней рядом и Заплатин, держа в руках ременные вожжи. Рассказывал:

— Я, понимаешь ты, за сеном еду для лошадей. В лесу тут, недалеко, наши косят.

Заплатин достал из кармана гимнастерки аккуратно сложенную газету, оторвал квадратик, насыпал из кисета махорки, свернул небольшую цигарку, задымил.

— Как там моя?

— Ничего, как все, — догадалась Фрося, о ком спрашивает Заплатин.

— Не гуляет?

— Не слыхала.

Настя погуливала с одним офицером — вся деревня знала («От мужа вестей нетути, Заплатин мне — никто, чего беречься?» — отчаянно заявила она бабам). Но Фрося ушла от прямого ответа. Какой резон, рассудила она, Заплатина расстраивать? Хоть и дите у них с Настей, а ведь и вправду он чужой ей, свою семью имеет, про Настю, наверно, просто так спрашивает, ради приличия.

— Мальчонка растет?

— Ра-а-астет, милый, — нараспев и нарочито бодро ответила Фрося.

Заплатин помнил сына полуторамесячным, а сейчас ему уже было почти полгода. Рос он, вопреки суровому времени, крепким, хотя грудь отказался брать вскоре после проводов Заплатина. Законные Настины дети — двое их было у нее — любили своего младшего братишку, охотно, играли с ним, забавляли, чем могли. Да и бабка оттаяла. Поначалу она ворчала на Настю: «Вот вернется Иван, что ты, потаскуха, ответишь ему? Убирайся, потаскуха, вместе со своим выблядком: не хочу вас видеть!» Но постепенно проходил ее гнев, и она все чаще тетешкала карапуза-внука. А теперь, хвалилась всем Настя, даже зауважала его, первая вскакивала, если он ночью начинал плакать.

— Бабка им не нарадуется, — добавила Фрося, и Заплатин вздернул бровь.

— Да, заварил я кашу… Придется Насте помогать… Ну, а у тебя что?

Фрося опустила голову, закашлялась: ком подступил к горлу.

— Вот несу Егору известие… — наконец выговорила она.

Заплатин резко повернул голову в ее сторону.

— Неужель Ольга?

— Она, милый.

— Вот те на… Отмучилась, бедолага…

Дальше разговор не клеился. Заплатин думал о том, что все мы, люди, ходим под богом (а может, и под чертом), никто не знает, когда придет последний час. Вон Ольга, сказывали, более десяти лет лежала прикованная к постели, а у них вчера в роте девятнадцатилетнего солдатика шальная пуля в один миг свалила. Ему бы, солдатику этому, еще век жить (на меньшее он и сам не рассчитывал) — и вот такое дело. Впрямь под богом ходим.

А Фросины мысли к Егору понеслись. Как он воспримет Ольгину смерть? Заплачет или вздохнет с облегчением? Не будет ли Фросю упрекать, что не уберегла его первую женушку? А как ее еще беречь? Последние силы ей Фрося отдавала. О детях меньше заботилась, чем о ней…

— Смотрите! — вдруг подал голос Митька, и все повернули головы направо: и Даша, сидевшая впереди, и Заплатин, и Фрося.

Митька показывал на холмистое поле. Там, недалеко от дороги, стоял немецкий — с белым крестом — танк. Башня его была сдвинута набекрень.

— С зимы, — пояснил Заплатин. Бросил на обочину окурок — уже пальцы припекал, — задумчиво продолжал: — А ведь фрицы думают реванш брать…

Фрося не поняла:

— Что за реванш? Город, что ль, такой?

— Да не, — невесело улыбнулся Заплатин, — сдачи нам попробуют дать за зимнее поражение.

— И когда? — встревожилась Фрося.

Заплатин развел руками: