Троецарствие. Дилогия (СИ)

Перед уходом только поклонилась и вручила мне шкатулку. Я было напрягся — опять какой-то символический подарок? Как брать, что при этом говорить? Подсказок от богини больше не будет, она в прошлый раз довольно ясно дала это понять. Однако, все оказалось проще. Юэлян тепло улыбнулась и произнесла:

— По моей просьбе эту вещь сделали для вас, господин Вэнь. Пусть она напоминает обо мне, пока вы заняты достойным делом.

В шкатулке обнаружилась заколка. Без шуток, реально заколка для волос, но не женская, а мужская — здесь есть разница. Толстое и широкое кольцо из нефрита, сквозь которое предполагалось пропустить волосы, и и того же материала массивная спица — ее нужно было вставлять в специальные отверстия кольца.

Сказал бы мне кто дома, что девушки будут дарить мне заколки для волос — ржал бы, как конь, на котором тут езжу. Но, как говориться, в каждой избушке свои погремушки, так что я удивленных глаз делать не стал, а с поклоном принял подарок.

— Благодарю вас, прекрасная Юэлян. Но я бы и без подарка про вас не смог забыть.

Девушка в ответ так мило смутилось, что у меня внутри что-то дрогнуло. Очень знакомо дрогнуло. Настолько знакомо, что даже внутренний голос заорал:

«Але! Хьюстон! Опять, да? Уймись, олень! Это договорной брак, нефиг западать на каждую цыпочку, которую тебе в рамках политического союза присылают! Ты же даже не знаешь, дойдет дело до свадьбы или нет!»

Он был чертовски прав, мой вечный собеседник. Прав и не прав одновременно.

В общем, спать я отправился с мыслями о китайской принцессе. А с утра, забравшись на коня, и заняв свое место в голове колонны, вдруг поймал паническую атаку. Не первую, и надо полагать, не последнюю, в этом мире.

Я вдруг понял, что еду на войну. Нет, не так! Я веду на войну десятки тысяч человек. По моему слову они будут сражаться, убивать и умирать. От моих решений, правильных или нет, будет зависеть, доживут они до вечера или станут кормом для червей. Цена ошибки больше не измерялась только одной моей жизнью.

Пытаясь справиться с паникой, я стал себя убеждать в том, что с моей точки зрения все эти люди уже давно умерли. Много-много поколений назад. Может быть, блуждая по интернету, я видел черепушку кого-нибудь из них, выставленную в музее. Неважно — умрут они или проживут жизнь до старости. Они все равно — история. Причем, даже не моей версии реальности.

Не помогло. Стоило оглянуться назад, на марширующую колонну, увидеть эти лица: сонные, отрешенные, возбужденные и радостные, как становилось кристально ясно — они живые. Такие же, как и я. Они мыслят, боятся, надеются и, зная чем тут кормят, мучаются животами. А еще они верят в то, что я не превращу их в пушечное мясо.

Помог мне, как ни странно, Лю Юй. Богатырь ехал по правую руку и, кажется, дремал в седле. Заметив, как я сжал в руках поводья, он вдруг открыл глаза и негромко, чтобы услышал только я, спросил.

— Тебе страшно, брат?

— Очень. — неожиданно честно ответил я.

— Мне тоже. — сказал Великий Воин, и снова опустил веки.

Мне тут же захотелось растолкать его и забросать сотней вопросов. Почему он боится? Как он справляется с этим? Что делать мне? Страх солдата, наряженного в чешуйчатый доспех — это одно, а страх Стратега, который ведет тысячи людей на войну — совсем другое. Цена ошибки…

А потом я подумал вот о чем. Я ведь уже умер, по сути. В смысле, тот Алексей, продавец «Эльдорадо», его же больше нет. Богиня вырвала его сознание из тела и перенесла в новый сосуд — смертельно раненого полководца древнего Китая. Но при этом — я есть. Вот он я, сижу на коняге, разговариваю, трясусь от ужаса перед предстоящим сражением. Значит — пародоксальная мысль — смерти нет? Окончательной, имеется ввиду.

И это меня успокоило. Не на сто процентов, но достаточно, чтобы перестать рвать в руках поводья, и дышать так, будто это я везу на себе коня, а не наоборот.

За шесть дней марша ничего заслуживающего внимания не случилось. Днем войско шагало, выдавая по дорогам километров двадцать, а на бездорожье снижая темп вдвое. Ночью — вставало лагерем, выставляло посты и разжигало костры. Каждый вечер, перед отбоем, я ходил между палатками, разговаривал со своими воинами, сидел у их костров и ел то же, что и они. Делал я так по совету Секретаря, который сказал, что так я смогу поднять боевой дух своего воинства.

Не знаю насколько мне это удалось, но вроде бы неплохо. В моем присутствии бойцы сперва робели, но стоило рассказать парочку бородатых анекдотов из своего времени, переделанных под местные реалии, ржали так, что ветры пускали. А если песню спеть, так и вовсе плакали, словно дети малые.

Да, я еще и вокалистом заделался. Наизусть я знал не так уж и много текстов, да и те что помнил, были на русском языке. Как-то на пробу я затянул «Луч солнца золотого» — сидел один у костра и вдруг захотелось. Эту песню мне пела мама в качестве колыбельной, и тут она показалась очень уместной. Ночь, костер, полная неизвестность впереди…