— По воле богов мы вернём себе наши дома и наш город! — продолжил Ульв и поднял вверх острую мотыгу. — По воле богов избавимся от захватчиков и убийц. Вперёд! В бой!
* * * * *
Снаружи доносились вопли раненых, лязг металла и удары о тяжёлые дубовые двери длинного дома, куда рвались подстёгиваемые жаждой мести горожане. Темноволосая лекарша, однако, не обращала на хаос вокруг никакого внимания: отодвинув в сторону курительницу, из которой поднимались вверх испарения целебных трав, девушка открыла рот покрытому потом и сыпью Сигурду и вложила туда смоченную в каком-то снадобье белоснежную тряпочку, свёрнутую в подобие тампона.
— Что это? — склонился над ней нервничающий Бьорн, который вздрагивал от каждого крика снаружи. — Лекарство? Должно исцелить нашего ярла?
— Нет... но укажет на источник его состояния, — сверкнула раздражённым взглядом на него и ещё полсотни вооружённых воинов, собравшихся вокруг ложа правителя, знахарка. — Не стой у меня над душой, лучше готовь своих солдат на случай, если сюда прорвутся горожане. И позволь спокойно заняться свой работой, пока ты делаешь свою!
Нетерпеливый великан кивнул и замолчал, сама же целительница извлекла изо рта темноволосого мужчины тампон и прищурилась, глядя на окрасившуюся в тёмно-зелёный, почти чёрный цвет, ткань в том месте, где она контактировала со слизистыми больного.
— Это не болезнь, вашего... — сделала паузу женщина и поправила себя вслух. — Нашего ярла отравили. Яд оставался у него во рту, и мой отвар безошибочно на него указал.
— Мия! — зарычал утробным голосом Бьорн и сжал могучие руки в кулаки. — Теперь, когда ты знаешь, в чём дело... Сможешь спасти нашего господина?!
— Если мне помогут боги — только каждый третий пострадавший от яда спасается благодаря зелью по рецепту моей бабки. Живо принесите мне плоды шиповника, душицу, зверобой и торф! — накричала она на одного из слуг и усмехнулась. — И, конечно, если сюда не ворвутся восставшие и не разорвут нас на части...
* * * * *
Когда солнце начало спускаться к горизонту, разливая по небу тёплые брызги багрового и золотого, на палубу небольшого кнорра (2) взошла девушка. Корабль плавно покачивался на волнах фьорда, отплывая от столицы Ругаланна, когда-то процветавшей и мирной, а сейчас — охваченной хаосом.
С тяжёлым сердцем девушка смотрела на город, который на какое-то время стал для неё новым домом. Узкие оживлённые улочки, деревянные дома, шумные рынок и гавань — всё это сейчас проплывало перед её влажными от слёз глазами.
Мия вспомнила полные гордости и тепла глаза приёмной матери, когда вместе с Ингеборгой она достала впервые приготовленный девушкой рыбный пирог из печи — и довольное выражение лица Йохана, попробовавшего угощение.
Ощутила она на себе и полные заботы прикосновения старого Варди, будто снова она пережила момент, когда опытный корабел подал ей свою грубую морщинистую руку и помог подняться на утёс, с которого открывался удивительной красоты вид на весь Эгерсунн и его окрестности с сосновыми лесами и спокойными скалистыми берегами залива.
А за ними последовали и воспоминания о маленьком большеглазом Альрике, протянувшим ей в час отчаяния немного еды, и Свенельде с его искренними словами и извинениями за оказавшуюся роковой ночь с обоими братьями... с его чистой и не требующей ничего взамен любовью.
В своём сердце она постарается сберечь лишь светлую ностальгию, лишь самые приятные и ценные моменты. В конце концов, она полюбила этот город и дорожила им. В конце концов, здесь обрела новую семью.
Но теперь отголоски битвы наполняли воздух, а звуки лязгающих мечей и крики о помощи пронзали её мысли тревогой. В очередной раз столицу захлестнули волна смертей и разруха, и Мия, прикусив губу до крови, сжала в руке нательный крест: нет никаких сомнений в том, что девушка сделала правильный выбор. Ради будущего её ребёнка, ради мирного неба над его головой.
Шёпотом она начала повторять слова молитвы, прося Всевышнего о том, чтобы в Эгерсунн снова пришёл мир, и сбросивший оковы торговый город восстал из пепла и вернулся к прежнему себе, ещё более красивому и величественному.
Бросив последний взгляд на исчезающие вдали мерцающие огни города, девушка перевела глаза вперёд, на горизонт, где солнце уже почти завершило свой закат. Тёплые краски вечерней зари и усиливающийся снегопад обволакивали её с воспоминаниями, будто уютное одеяло, напоминая, что даже в минуты темноты и неизвестности воля Господня и надежда на лучшее завтра всё ещё существуют.
Вместе с последним днём в Эгерсунне подошла к концу и история той, кого здесь нарекли Мией в честь когда-то утонувшей дочери, на которую девушка была удивительным образом похожа.
И продолжалась совершенно другая повесть — о Марии из Бремена, приёмной дочери священника и той, кто до последнего хранила веру в своём сердце. Той, кто вырвалась из холодной хватки гниющих рук богини мёртвых, сбежала от кошмаров войны и насилия и смотрела лишь вперёд, в будущее на родных берегах Везера (3), в устье которого уже через месяц вошёл корабль.