Трофей для хоккеиста (СИ)

Миша не видит ничего удивительного в моем появлении и сразу начинает что-то рассказывать про своего сына, пока я, преодолевая неловкость, подхожу к секции раздевалки, где висит алый хоккейный свитер с фамилией Багрова и номером 13.

Интересно, почему он выбрал такое число? Все его наоборот избегают. А Багров, значит, у нас не суеверный?

Под Мишину болтовню, в которую я особо не вслушиваюсь, я робко отодвигаю куртку, висящую на крючке, чтобы открыть молнию черной спортивной сумки. Почти сразу вижу там коробку изотоника, расфасованного по пакетикам, и беру оттуда один. Краем глаза замечаю в сумке книгу и сначала даже не верю своим глазам.

Книга?! Серьезно?

Немного поворачиваю корешок, чтобы глянуть на обложку, и удивляюсь еще больше: надпись на английском. Багров читает? На английском?

Я хочу лучше рассмотреть, что это за книга, но тут мой взгляд натыкается на угол серебристой коробочки, выглядывающей из-за книжки. И это… презервативы.

Черт.

Я краснею, резко застегиваю молнию сумки и иду к кулеру, чтобы набрать воды в бутылку, а потом, махнув рукой Мише, который уже беззастенчиво начинает снимать штаны, сбегаю обратно в тренажерный зал.

Багров, уже закончивший с велотренажером, хмуро принимает у меня бутылку с изотоником и делает оттуда глоток.

– Нормальная концентрация или надо было два пакетика? – спрашиваю я.

– Нормально. Спасибо.

– А чем плох тот изотоник, который в зале лежит? – не выдерживаю я, потому что меня ужасно разбирает любопытство. – Я специально посмотрела, там одинаковый состав! И фирма хорошая. Что с ним не так?

Багров молчит, а потом мрачно и серьезно отвечает:

– Он невкусный.

– Клубничный? – вспоминаю я.

– Да. Терпеть не могу этот вкус. Апельсиновый лучше. Я его всегда покупаю.

Я не знаю почему, но в этот момент мне кажется это таким милым: огромный сильный суровый мужик, который не любит клубнику, но любит апельсины.

– Буду знать, – я улыбаюсь Багрову совершенно легко и искренне, без всякой задней мысли. Но он, заметив это, смотрит на меня так жадно и откровенно, что у меня моментально становятся мокрыми от волнения ладошки и зашкаливает пульс.

– Так, – неловко говорю я, отводя взгляд. – Про плечо. Еще раз напоминаю: тейп, массаж и электрофорез. А еще…

– Я не пойду.

– Куда ты не пойдешь?

– Никуда.

– В смысле?! Но тебе же надо для плеча.

– Не надо.

Багров отходит от меня и идет в сторону гантелей. Выбирает две огромные, укладывается на скамью и жмет их от груди. Бицепсы вздуваются так сильно, что будь на нем не майка, а футболка, точно бы ткань лопнула!

Но я вижу не только это, но и то, что он слегка морщится, когда напрягает правое плечо.

– Послушай, – я подхожу ближе и стараюсь говорить как можно мягче. – Но это ведь назначение врача, он знает, как для тебя лучше.

– Плечо работает, – резко выдыхает он в паузах между подходами. – Остальное не его забота.

– Но тебе самому будет легче, если ты выполнишь все то, что я тебе сказала! – продолжаю настаивать я. – Разве ты не должен заботиться о своем здоровье?

– Я сказал. Нет. Не мешай, иди погуляй пока.

– Знаешь что! – вскипаю я. – Ну ты сам напросился!

И бегу жаловаться главному врачу.

– Дмитрий Петрович! – я залетаю в уже знакомый кабинет без стука, на правах своей. – Скажите Багрову! Чего он? Я ему ваши назначения показала, а он заладил: не буду да не буду. Детский сад, честное слово!

Я жду, что он сейчас встанет и вместе со мной пойдет промывать мозги своему недалекому игроку, но Дмитрий Петрович вместо этого откидывается на спинку кресла и смотрит на меня с непередаваемой иронией.

– Предлагаешь мне его заставить? – с интересом спрашивает он.

– Да! – выпаливаю я, а потом до меня доходит, и я уже тише спрашиваю: – Не получится?

– Морозова, – вздыхает Дмитрий Петрович. – Здесь только одного человека слушаются беспрекословно, и этот человек не я. А тренер. Да, я лечу этих идиотов, да, я слежу за их здоровьем, но если жалоб от спортсмена и тренера нет – тут я бессилен.

– Но как же их здоровье… – бормочу я.

– Лучшее, что человек может сделать для своего здоровья – не играть в профессиональный хоккей, – хмыкает он. – А в остальном… Может, это прозвучит цинично, но игроки должны играть. Пока они могут это делать, остальное нас не особо интересует. Это ладно сейчас, ты подожди еще, когда матчи начнутся. Вот там пойдет веселуха! Видела когда-нибудь, как человеку шьют рану и он тут же со свежим швом на лед возвращается? Заботится кто-то в этот момент о его здоровье?

– Вы же сами сказали, чтобы я следила за Багровым, – я чуть не плачу. – А как мне это сделать, если он не соглашается?

– Попробуй убедить его, – пожимает он плечами.

– Как?!

– Как-нибудь. Не знаю, – он машет на меня рукой: – Все, Морозова! Иди отсюда! У меня работы куча, а ты тут ходишь туда-сюда. Сама разбирайся со своим Багровым! И не морочь мне голову!

Я выхожу из его кабинета абсолютно растерянной. То следи за ним, то не следи, то заботься о его здоровье, то не заботься – Дмитрий Петрович сам себе противоречит.

А может… Может, это была проверка? И я ее не прошла?