Когда лекарка решила осмотреть спину, и перевернула Айрин, что я также услышал, она охнула так резко и громко, что я не выдержал и повернулся.
— Во имя Луноликой, простите, — симутилась лекарка от своей реакции.
Я сделал шаг вперед к Айрин, чтобы лучше рассмотреть рубцы. Не шрамы, а именно толстые рубцы, проходящие по всей спине девушки.
Раньше я такое никогда не видел. На оборотнях все заживало быстро, были у некоторых глубокие раны, которые тяжело стягивались, но и они со временем рассасывались.
Но даже несмотря на нашу ускоренную регенерацию, понимал, чтобы нанести такие увечья, нужно сильно постараться.
Я дотронулся пальцами до рубца, девушка всхлипнула и заворочалась.
— Мне нужно приготовить отвар, — сказала лекарка. — И нанести мазь…
— Она у вас с собой? — спросил я.
Она удивилась такому вопросу, но кивнула.
— Я сделаю это сам, — сказал лекарке. — А пока займитесь отваром.
Секундное замешательство и лекарка, наконец, уходит, оставляя меня наедине с девушкой и моими мыслями.
Глава 36
Я растираю травяную мазь из баночки в руках и провожу по рубцам. Айрин всхлипывает.
Целебная трава сейчас большая роскошь, но для Айрин мне ее не жалко, даже несмотря на то, что она сбежала.
Того, кто сделал это, я бы растерзал на части. Даже не заметил, как закончил. Ее кожа — это череда контрастов. Мягкая, нежная, атласная она сменялась жесткими рубцами, которые заставляли меня вскипать от гнева.
Закончив наносить мазь, сел рядом и стал дожидаться, когда она придет в себя.
И когда Айрин открыла глаза, мой гнев практически улетучился, больше я переживал за ее состояние и за рубцы на коже.
— Кто с тобой это сделал? — спросил я, дожидаясь ответа. Неужели тот же, кто предал ее?
— Мой хозяин, — отвечает она.
Мне становится мерзко. Хозяин. Когда волк попадает в клетку, он никогда не станет заводить потомство, лучше сдохнет, и на этом закончатся его муки.
А что чувствовала Айрин, что ей пришлось перенести и пережить?
— Волчицы наложили целебные травы, — говорю я.
— Это не поможет, — хрипит она. Вижу, говорить ей сложно, наполняю стакан воды и протягиваю Айрин.
Она стесняется принять его, стесняется своей наготы. Это злит меня, после сцены с Ноайраном, но я беру себя в руки и отворачиваюсь.
— Я уже пыталась свести эти шрамы, бесполезно, — говорит она, и я злюсь еще больше.
— Зачем ты сбежала? — спрашиваю.
— Хотела почувствовать себя свободной, — отвечает она так просто, словно это легко понять. Но я не понимаю. Разворачиваюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Ты и так свободна.