— Посмотри на меня, — он вернулся к ней. Подошел так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы выполнить его приказ. И в ее темных глазах явственно читался страх.
Мел не боялась никогда. Ни оставаясь с ним один на один в комнате, ни когда пришла с разодранной в хлам спиной, ни когда он на ее глазах освободился от оков или усаживал под корону воспоминаний. Всегда жесткая, несгибаемая, как стальной прут и готовая действовать. Сейчас же она тряслась. Не отдавая себе отчета, пыталась укрыться, обнажая внезапную слабость.
— Что там? — тихо спросил кзассер.
Ее тревога, смешанная с паникой, била наотмашь, заставляя волосы затылке вставать дыбом.
Она растеряно покачала головой:
— Плохое место.
— Да обычное там место. Вонючее только, как помойка, — раздался голос Брейра издалека, — быстрее доберемся, быстрее улетим отсюда.
Когда Мел неосознанно обернулась назад, император понял — сейчас рванет, как дикий заяц, улепетывающий от опасности, поэтому перехватил ее под руку, прежде чем она успела сделать хотя бы шаг.
— Нет времени на твои истерики.
Мелена нахмурилась:
— Истерики?
Истеричкой можно было назвать кого угодно, но только не главу королевской стражи. Маэс специально злил ее, зная, что за злостью придет собранность и вернется контроль
— Да. Как на базаре. Привыкла сидеть в крепости, а как в полевых условиях оказалась, так неженку и включила.
Она зашипела и дернулась, вырываясь из его рук.
Так-то лучше.
Злость лучше. Потому что ее страх пугал. Не только тем, что он возможен, но и тем, что в ответ на него поднималось делание защитить. А защищать главную стерву Милрадии — это последнее к чему он стремился в этой жизни.
— Надеюсь, там какой-нибудь лютый ужас, — ледяным тоном произнесла мелена, окончательно приходя в себя, — и он раздерет вас всех в клочья.
— Как тогда выбираться будешь? — хмыкнул император.
— Не сомневайся. Выберусь.
Он и не сомневался. С самого первого момента, как увидел Мелену он понимал, на что она способна.
— Вперед.
В ответ Мел надменно ухмыльнулась:
— Ты не туда ведешь, кот. Тебе же нужна обрушенная башня? Она там, — Мелена указала в другую сторону.
— Откуда ты знаешь?
Ответа на этот вопрос у нее не было. Просто знала и все.
Они продолжили путь, и вскоре едкая хмарь начала рассеиваться. Ее обрывки цеплялись за обугленные верхушки, плыли между стволов и поднимались к небу, но у самой поверхности стало гораздо чище.
Потом они добрались до узкого оврага, наполненного черной водой. Он больше походил на трещину, словно поверхность натянули и разорвали, как ветхую тряпку. И эта трещина вилась среди деревьев, убегая далеко вперед.
Когда Мел перепрыгивала через нее, в груди снова жгутом сжались дурные предчувствия. Не простой овраг. Неправильный.
Это заметила не только она.
— Будто отвод стоит, — задумчиво обронил Брейр, наблюдая за тем, как буроватые клубы дыма закручиваются и расползаются в стороны, но не могут перебраться через разлом.
— Дальше внимательнее, — Маэс обвёл тяжелым взглядом мертвый лес.
Хотя, не таким уж и мертвым он был. Местами начали попадаться не только прогоревшие дотла, но и живые деревья. И под слоем гари на земле просматривалась побуревшая трава.
И чем дальше они шли, тем больше таких мест попадалось. И тем яснее становилось, что пожар, погубивший километры леса, до сюда не добрался, как и ядовитый дым с тлеющих болот. В центре смертельного кольца остался живой пятачок. И почему-то выглядело это жутко.
Воздух стал чище и холоднее. Теперь кругом лежал нетронутый снег, не такой высокий и плотный, как на севере Милрадии, но все же он был.
Трещины оврагов еще несколько раз попадались на пути. Они становились все шире и глубже, а местами края обваливались, делая их похожими на воспаленные раны.
Все притихли. То состояние, которое словила Мелена возле развилки, передалось и остальным.
Маэс был словно натянутая тетива, тронь — сорвется. Брейр не отпускал от себя Доминику ни на шаг. От беспечного молодого мужчины не осталось и следа. Все инстинкты обострились, и зверь внутри был готов к броску.
Мелена же с каждым мигом мрачнела все больше и больше.
Дерево со стволом, распадающимся на четыре части, показалось ей знакомым. Если подняться по среднему отростку, то можно выбраться на удобную развилку, на боковой сучок повесить холщовую сумку, и тягая оттуда свежие яблоки, смотреть, как закатное солнце облизывает склоны Лосиного Утеса.
Откуда она это взяла — не понятно, но, когда запрокинула голову кверху безошибочно нашла нужное место. Там среди веток уныло свисала ветхая серая тряпка.
За поворотом, после тяжелого дуба должен быть спуск к роднику, притаившемуся среди каменной насыпи…
Вывернув, она увидела эту насыпь и уловила едва различимое журчание воды.
Ее трясло. Видения и образы накатывали один за другим, душили своей реальностью и необратимостью.
Откуда она все это знала? Откуда у нее воспоминания о месте, в котором никогда не была?
Сердце болезненно сжималось, и в ушах стремительно нарастал шум. А когда они выбрались к подножью горы, оно и вовсе перестало биться.