Трофейная банка разбитая на дуэли

Понятно, почему именно его! Любого другого — скажем, Рашида или Синего, или даже Валерку Сидоркина Лодька, услышав про такое дело, мог послать подальше: "Идите вы с вашим Аронским и с дуэлью! Чокнутые! Больше мне делать нефига, да?" А Фонарику так не скажешь. Во-первых, обидеть его не повернется язык. Во-вторых, Фонарик легко чует всякую чужую боязнь, и показать себя перед ним трусом... будешь потом ходить как обкаканный...

Все-таки Лодька сказал:

— Бредятина какая-то... Это он всерьез, что ли?

— Это все ребята всерьез, Лодик, — тихо и печально отозвался Фонарик. — Говорят, что нет другого выхода... То есть ты можешь, конечно, отказаться, но ты должен сказать это сам.

"Ну и скажу! Идиоты!.. Захотелось устроить представление, да?" Но вместо этого выговорил другое. С кривым смешком:

— Ну и как он это... задумал? На проволочных шпагах?

Плечи Фонарика опять виновато шевельнулись:

— Зачем на шпагах? У вас же есть пистолеты...

Господи, неужели это всерьез?

Можно, конечно соврать, что пистолета давно нет. Потерял или разломал... Но толку-то! Борька скажет: будем стреляться из одного, по очереди...

Как тогда, с Иваном Константиновичем...

Да не может быть, чтобы это по правде! Чушь какая-то! Никто не позволит! Ребята — они же не совсем же сумасшедшие... Хотя вот разрешили же тогда стрелять по банке на его, Лодькиной, голове...

Но рогатка не пистолет!

Но ведь и спор у Лодьки с Борькой был в сто раз беспощаднее, чем с Фомой. Может, все справедливо решили, что такое смывается только кровью...

Да ну, ничего не будет! Просто Борька и остальные валяют дурака. Берут Севкина на понт!..

Гарик будто откликнулся:

— Может, ничего и не будет. Но, если ты не придешь, скажут, что струсил...

"Это уж точно!"

— Ох, Лодик, постой... Тебе, наверно лучше сразу придти с пистолетом...

— Черт... я и не сообразил, — хмыкнул Лодька. Он старался показать что ничуть не встревожен и вообще не принимает это дело за правду, но в то же время должен подчиняться "правилам игры".

Они уже вышли на Первомайскую, и пришлось с улицы вернуться на двор. Хорошо, что пистолет был не дома. Лодька нащупал под порогом сарайчика ключ, в дощатом полумраке, под верстаком, нашел коробку с со всякой железной мелочью, вытащил со дна поджиг. Затолкал под ремень и под рубашку.

"Господи, до чего же глупо... Да не только глупо, а страшно... Все-таки, сволочь этот Борька... А может, не в Борьке дело, а в судьбе? В расплате за те слова? Но ведь Борька тоже сказал слова! Такие же подлые!.. Ну, вот судьба и решит, кто подлее..."

С этой минуты Лодька начал понимать, что дело не кончится пустым разговором. Все будет по-настоящему...

Когда опять вышли на улицу, Лодька сбоку глянул на виноватого, но строгого Фонарика со злой досадой:

— Чего его, Борьку-то, именно сегодня засвербило? Где он был раньше? Два дня прошло...

Фонарик сказал полушепотом:

— Лодик, это как-то само собой... Во время разговора. Я даже не запомнил точно...

Уже потом, через долгое время, после расспросов и размышлений, Лодька сумел восстановить в своем воображении тот разговор . Похоже, что близко к правде.

Началось с того, что в воскресенье около девяти утра компания собралась на Стрелке, чтобы отправиться на Пески. Искупаться, позагорать, погонять по берегу мяч. Предощущение близкой осени сидело в каждом, все понимали: надо впитывать в себя остатки лета.

— Ну чё, айда, ребята, — поторопил остальных Славик Тминов. Он собирался нынче стать второклассником, сделался самостоятельнее и порой позволял себе держаться на равных (тем более, что Лешка Григорьев и Гарик научили его плавать).

— Лодьку бы позвать, — напомнил Лешка Григорьев.

— Ага, бегать-то за ним... — сказал Синий. У него к Лодьке не было никаких претензий, но и желания терять время из-за Севкина не было тоже.

— Раньше Арон бегал, — напомнил Цурюк — Может сгоняешь по старой памяти? А? — столь длинная фраза потребовала от него некоторых усилий, и он ожидал одобрения. Но Борька взвинтился:

— Может, мне его еще в ж... поцеловать?! Засранца этого...

— Ты бы тормознул язычок-то, — посоветовал Лешка Григорьев. — Лодька разве виноват, что "юные артисты" дали тебе отставку? Надо выбирать компанию по себе, а не лезть в чужие сани...

Борька и без того был надут и недоволен жизнью (наверно, опять получил пинков от Мони). А при этих Лешкиных словах в него будто воткнулась лопнувшая диванная пружина. Набухая помидорной краской, он закричал, что никто не давал ему отставку, он сам ее дал этим мамочкиным сыночкам, балеринам в штанах и театральным выпендрилам, а Севкина он раскусил давным-давно, только все жалел и не посылал от себя в ... А теперь он этого недорезанного поэта не желает видеть ближе двух километров. И запаха его не выносит!

— А ты чё его, часто нюхал? — небрежно спросил Гоголь.