Трофейная банка разбитая на дуэли

Лодька на всех удостоверениях вывел сверху мелкими буквами "ГерКом", сложил ватманские карточки в стопку и полез за учебником "Deutsch".

— Их хабе кайне вунш ди хаусауфгабе цу махен, — сказал он себе, зная, что фраза весьма далека от правильной немецкой грамматики. Но смысл ее вполне соответствовал настроению: "Я не имею желания делать домашнее задание". Но "хабен" ты "вунш" или не "хабен", а пришлось посидеть минут сорок. Зато потом — скрип рангоута, вой шторма в такелаже, загадки и риск...

— На чтение — ровно час. Потом долой свет и носом в подушку, — решительно напомнила мама.

— И хабе кайне вунш ди лихт цу выключайтен и нос в подушку цу втыкайтен...

— Что-что?

— Я сказал: конечно, мамочка...

Когда следующим вечером собрались у печурки, Лодька раздал тем, кто был тут, ватманские карточки.

— А чего это печать такая? — подозрительно спросил Фома.

Лодька был готов к этому вопросу.

— Во первых, такая потому, что ее никто не подделает. Где найдешь вторую такую же? Во-вторых тут якорь, а он означает путешествия и приключения. А кроме того... мы разве собираемся устраивать пожары?

Сразу несколько голосов сказали, что "не..."

— Ну вот! А наводнения?

Оказалось, что тоже "не..."

— Вот видите! Значит, мы тоже Тюменское добровольное общество, которое против этих стихийных бедствий.

Объяснение было принято.

Фейерверк

Конечно, в "герценской" компании крутились не только те, кто оказался у Лодьки в списке. Порой на Стрелке и в футбольной команде, когда затевалась игра с другими компаниями, появлялись всякие ребята: и хорошо знакомые, и знакомые только чуть-чуть и совсем Лодьке неизвестные — жители Большой ограды, соседних кварталов, одноклассники "герценских" мальчишек. Их обычно встречали по-приятельски... А на горке — там вообще собиралась иногда целая толпа. Не разберешь: кто ближний, кто издалека. Не спрашивать же удостоверение! Пришел — ну и развлекайся на здоровье. Только Синий иногда ворчал: "Когда строили их тута никто не видал, а как кататься — целая кодла..." Но это он себе под нос и не всерьез, а так, по привычке...

Было лишь одно "запретительное" правило — и для своих, и для нездешних: не ездить с катушки на коньках! Дело в том, что если запнешься коньками за того, кто едет пузом на фанере, можно покалечить. А кроме того, коньки царапали и резали скользкую поверхность горки. Это разъясняли всякому, кто появлялся тут на "снегурках", "носорогах" и "дутышах".

Если "конькобежец" оказывался непонятливым, кто-нибудь из старших брал его за шиворот и вежливо говорил: "Мотай на фиг и на коньках больше здесь не проявляйся..."

С тем, кто пойман был второй раз, обходились суровее. Коньки с него снимали и несли на Первомайскую, к решетке городского сада (их владелец семенил сзади и канючил, чтобы отдали, потому что он все понял; а то и грозил местью какого-нибудь Грибани или Мини Зубатого). Потом коньки раскручивали на привязанных к ним веревках и запускали в сад. В общем-то месть не очень страшная, однако лезть по заиндевелым чугунным завиткам в садовые заросли и там искать коньки в глубоком снегу — занятие не из приятных...

Исключение делалось лишь для Славика Тминова: по причине его юного возраста и в память о "героическом" нырянии в бочку. Славик, пригнувшись, лихо скатывался на своих "снегурках" с двухметровой горки и мчался по ледяной дорожке аж до самой колонки на перекрестке...

У Лодьки были такие же "снегурки", как у Славика. Только побольше размером, конечно. Когда-то их подарил Лодьке Лешка Григорьев. Сперва коньки были Лодьке великоваты, затем стали впору, а потом смотрелись на подшитых валенках мелковато. Впрочем, катался на них Лодька не часто. И больше не по льду, а по затверделому снегу тротуаров. У некоторых пацанов была еще такая забава — железным крючком цеплялись за корму грузовика и мчались за ним по обледенелой мостовой. Иногда это кончалось паршиво. Мама у себя в Гороно наслышалась о всяких таких несчастьях и взяла с Лодьки клятву, что он "никогда, нигде, ни разу..." А с клятвами, как известно, не шутят...

От катания по снегу лезвия коньков делались "тупыми, как пимы" — по льду не прокатишься. В прошлом году Лодька попробовал поездить по ледяной дорожке у колонки недалеко от Андреевского дома (там резвилась малышня на таких же "снегурках" с загнутыми носами). Но коньки разъезжались, и Лодька к радости малокалиберных пацанят несколько раз шлепнулся. Впрочем, радовались ребятишки без ехидства, даже помогали встать, а второклассник Петька в похожей на махновскую папаху шапке предложил:

— Хочешь, я напильник принесу? Наточишь...