Трофейная банка разбитая на дуэли

Ну и в общем-то получалось. Катился ровно, все больше обретая уверенность. Спокойная радость скольжения была похожа на мелодию танца, которая заменила песню про перелетных птиц (кажется, называется "Куст сирени"). Лодька улыбался и рассекал носом тонкий парок собственного дыхания. Сперва никого он не обгонял, и его обгоняли редко. Но ощутив растущую уверенность, Лодька поднажал и плавно обошел нескольких человек. И впереди увидел девочку. Примерно того же возраста, что и он, Лодька...

Она ехала метрах в пяти от него. Кажется, не очень уверенно ехала. На черном сукне отороченной мехом курточки вздрагивали две тугие косы. Повыше колен суетливо мотался подол синей юбочки. Было заметно, что девчоночьи икры под серыми тугими рейтузами сильно напряжены. Правой рукой она делала неровные отмашки, а левой прижимала к боку маленькие, засунутые друг в дружку валенки.

На ногах у девочки были коричневые высокие ботинки с коньками, похожими на Лодькины, только поменьше. Коньки искрились. По светлым косам вблизи от фонарей тоже пробегали искорки... Лодька вдруг испугался, что девочка ощутит его вцепившийся в косы взгляд и начал торопливо смотреть по сторонам. И поэтому лишь у самых своих ног увидел на льду красную вязаную варежку с оттопыренным пальцем.

Он тормознул, подхватил. Глянул вперед. Никого, кто мог бы обронить варежку, поблизости не было. Кроме девочки. А она уезжала, делая отмашки голой кистью руки и голыми же пальцами придерживала под мышкой валенки. Мало того, из бокового кармана курточки торчал красный язычок (вторая!).

— Эй!.. — неуверенно крикнул вслед Лодька.

Девочка не услышала. Знай махала правой рукой и старательно толкалась коньками, изредка спотыкаясь на ровном льду.

Лодька пустился следом. Увеличил, как мог скорость, сократил расстояние метров до двух:

— Эй!..

Она не обернулась. Конечно, следовало крикнуть громче и не "эй", а "девочка, подожди!" Но слово "девочка" произносить вслух Лодька стеснялся. И в мужской школе номер двадцать пять, и в "герценской" компании считалось, что оно из словаря чересчур культурных и воспитанных деток. Говорили "девчонки", а то и "девки" (а как говорил Бахрюков с прихлебателями, тошно даже вспоминать). Не кричать же "девка, стой!"

— Эй, подожди!

Но она думала, наверно, что это не ей. И слишком старалась сохранять равномерность движений. Это очередной раз не удалось. Девочка споткнулась, сбила скорость, и Лодька сходу обогнал ее. А потом развернулся и поехал спиной вперед. Получилось это неожиданно ловко, даже с некоторой лихостью. Лодка заскреб коньком по льду, затормозил. И она затормозила (правда без лихости). И оказались они в метре друг от друга, лицом к лицу.

Кажется, девочка испугалась. Взметнула светлые, сильно загнутые ресницы, округлила рот...

Лодька сразу сказал:

— Это твоя? — и протянул варежку.

— Ой... да... Спасибо... — Взяла варежку голыми длинными пальцами. Чуть улыбнулась и виновато сморщила переносицу. Нос у нее был загнут верх, словно брал пример с ресниц — такой забавно курносый. А на лбу — тоже сильно загнутые светлые прядки. Они торчали из-под края вязаной шапочки серо-желтого цвета. Вернее, это был подшлемник. Раньше такие подшлемники надевались под зимние буденовки. Но те остроконечные шлемы в армии исчезли еще в начале войны, да и у любителей военной романтики, даже у мальчишек, они теперь почти не встречались. А подшлемники по-прежнему были в ходу. Удобная вещь: можно натянуть полностью, тогда закрыты от холода уши, щеки, подбородок, а если тепло — подворачивай вверх, и получается обычная шапочка. Такая, как на девочке...

Все это Лодька отметил про себя за секунду, машинально. А главная мысль была: что делать дальше?

Здравый смысл подсказывал, что следует буркнуть: "Больше не теряй... Пока...", и ехать своим путем, наращивая дистанцию. Но тогда случилось бы... что ничего не случилось. А зачем же оказалась на льду варежка, похожая... да, похожая на потерянное и озябшее маленькое сердце. (Сравнение, от которого можно покраснеть не хуже этой варежки, но... ведь правда похожая.)

Девочка вдруг сказала:

— Я уже не первый раз теряю... Карманы такие тесные... — Она, согнув на бок голову, старательно затолкала варежку за пазуху.

"Ты похожа на революционерку с красным бантом", — чуть не сказал Лодька. Но не решился и спросил (дурацким взрослым тоном):

— А зачем ты их прячешь? Холодно ведь с голыми руками...

Она воскликнула, словно обрадовалась:

— Ни капельки! У меня руки всегда горячие... — И опять сморщила переносицу. И объяснила с дурашливой сердитостью: — А свободными пальцами легче хвататься за воздух...

— Во как... — озадаченно отозвался Лодька. — А зачем за него хвататься-то?

— Чтобы не упасть, конечно...

— И... помогает? — решился на новый вопрос Лодька.

— Ох, не знаю... Но ведь больше не за что. А катаюсь я плохо...

Лодька решился на маленькую лесть:

— По-моему, нормально.