Арвольд хотел дать Тамиле время подумать, но и занимаясь делами до поздней ночи, и пытаясь уснуть перед самым рассветом, всё равно не находил себе места. После всего, что успело случиться с момента их последней недолгой разлуки, разговор с Тамилой вышел вовсе не таким, каким он его ожидал. И всё же, казалось, всё прошло не так плохо, как могло бы…
Так думал Арвольд, пока наутро следующего дня не решился отправиться к ней, чтобы в качестве перемирия предложить позавтракать вместе. Он чувствовал, что должен ещё раз извиниться перед ней. Без спешки, искренне… извиниться и предложить начать всё сначала. С совершенно белого листа. Правильно, так как и должно было быть в их истории, если бы никто не вмешался в неё тогда, семь лет назад. Арвольд хотел сказать ей о своих чувствах и том, что ничто в этом мире не имеет больше для него значения. Ни месть, ни власть… только она.
Неладное он заподозрил, едва свернув в галерею, из которой вела дверь в отведённые Тамиле покои — она была пуста. Ни один страж не дежурил у её двери, хотя Арвольд просил Старшего позаботиться об этом, чтобы её же саму уберечь от необдуманных поступков.
С сердцем, как сумасшедшее бьющимся где-то под самым кадыком, он ворвался в её покои, едва не сорвав с петель тяжёлую, окованную железом дверь. И замер на пороге, не чувствуя земли под ногами от нехорошего предчувствия.
Покои были пусты. Кровать застелена, словно её и не касались, а красивая смена платья так и осталась ждать свою хозяйку на сундуке в углу. Арвольд был здесь, когда служанки готовили комнату к прибытию леди, и видел, как одна из них аккуратно положила его туда.
“Может быть, она просто куда-то вышла?” — метнулась в сознании полная надежды мысль, но тут же погасла, когда взгляд мужчины зацепился за разбросанные по полу листы и нетерпеливо разорванный конверт. Он вспомнил его.
Лишь только дрожащие пальцы коснулись смятых, исписанных убористым почерком листов, глаза Арвольда с сумасшедшей скоростью побежали по написанным строчкам.
На миг тёмная пелена обращения заволокла мир перед его глазами и Арвольд зарычал. Истошно, громко, от боли и разочарования, так как смог бы только зверь, а не человек. Но в последнее мгновение сдержался, оставшись собой. С яростью смяв и отбросив в сторону листы со слезливым признанием Ирмы Грэйн, он выбежал из покоев Тамилы и что есть сил бросился наверх, к старой сторожевой башне. К той, в которой со всем свойственным ему аскетизмом обосновался Старший.
“Твоя вина… это твоя вина!” — снова и снова с яростью и злостью крутилась в голове Арвольда обличительная речь.
“Не могла исчезнуть без твоего ведома… ты знал! Знал! Как мог предать?!”
У кабинета Старшего, к его удивлению, как обычно, дежурил стражник. Аджаец и слова не сказал своему господину и только испуганно отступил в сторону, пропуская его в обитель командира.
И тот оказался на месте.
Не сбежал, как ожидал Арвольд. И даже не поднялся с вопросом, увидев в дверях разъярённого дракона. Только посмотрел на него сосредоточенно и как-то устало. Медленно отложил в сторону письмо с донесением, которое до того держал в руках и замер, с полным спокойствием ожидая того, что скажет ему ворвавшийся сюда ураганом мужчина.
Тяжело дыша Арвольд прошёл в кабинет и с шумом захлопнул за собой тяжёлую дверь.
— Что ты наделал? — спросил он обманчиво тихо.
Весь его вид говорил о том, что дракон хотел бы прорычать, прокричать это ему в лицо и неизвестно где черпал силы, чтобы сдержаться.
— То, что должен был. — Сухо ответил Старший и медленно поднялся из-за стола. — Пути назад больше нет и не может быть.
— Пути назад? — изумился Арвольд.