Трофейная жена для лорда-дракона (СИ)

– Прошу прощения милорд… шах. Мне не нужно золото. Мы в расчёте с Исефом. Он научил меня обращаться в дракона, это всё, что я попросил за то, чтобы исполнить свою клятву, вернуть его домой. Просто… позвольте мне уйти.

– Уйти? – Удивился шах и вдруг нахмурился, став темнее и опаснее грозовой тучи. – Куда? В мёртвую пустошь? Или, может быть, в беспокойное море, полное пиратов и других опасностей? Посмотри на себя… пусть по природе своей ты и дракон, но прямо сейчас я вижу перед собой несчастного измученного лишениями мальчишку. Или ты что же, чужеземец, думаешь я способен на убийство ребенка?

Неожиданно слуга, которого шах назвал Старшим, в несколько быстрых шагов подбежал к своему господину и, низко склонившись, что-то горячо зашептал ему. Его голос шелестом листьев доносился до Арвольда безуспешно пытавшегося разобрать хоть слово, но могло статься, что говорили они между собой вовсе не на общей речи.

Переговорив со Старшим, Тазар задумчиво почесал бороду и, сказал, шумно выдохнув всякие сомнения.

– Вот что… не желаешь золота, Арвольд, оставайся, как гость. Столько, сколько нужно. А хочешь… оставайся, как мой названный сын? Ты дракон, а мы аджайцы – лучшие воины на континенте. – Сказал он, поймав взгляд своего слуги. – Пожалуй, нам есть чему друг у друга поучиться. Как считаешь?

Глава 50

Эра Чёрного Дракона

Год 566, месяц Горностая

В прошлом…

В дивном саду, спрятанном за высокими стенами главного дворца, росли самые невиданные цветы! Но аромат тех, которые распускались ночью, нравился Арвольду больше всего.

Пройдясь вдоль кипарисовой аллеи, мужчина остановился у беседки, увитой белым луноцветом. Этот цветок среди всех в саду шаха был ему милее всего. Потому что пах, точно как волосы его навсегда потерянной лисицы.

Впервые почувствовав аромат луноцвета здесь, во дворце, дракон даже обманулся. Словно забыв обо всём, побежал прочь по следу аромата, будто оголодавший после долгой зимы волк, наконец учуявший добычу. И выйдя к этой беседке долго бродил вокруг неё и оглядывался, чувствуя, как глупой надеждой колотится в груди его раненое сердце.

А поняв, что дивный аромат источали всего лишь крупные белые цветы, похожие на смятые после ужина салфетки, опустился на ступени той беседки и долго-долго сидел там, бесцельно глядя вдаль… Пока наставник по морской навигации, озадаченный потерей ученика, которого оставил лишь на мгновение, не нашёл его и не отчитал как следует за несерьёзное отношение к учёбе.

Глубоко вдохнув дивный свеже-сладкий аромат луноцвета, Арвольд поднял взгляд к ночному небу. Золотая луна уже почти скрылась за чёрной. Сегодня весь Аджай праздновал Аль Хаятти и до полного затмения оставалось всего ничего.

Где-то совсем рядом, за зелёной стеной лабиринта, созданного из клумб, на которых здесь, среди пустыни, мирно соседствовали и теплолюбивые аджайские фикусы, и холодостойкие северные папоротники, раздался девичий смех. И едва дракон поднял голову, поймав меж изумрудных ветвей хитрый волоокий взгляд, растаял удаляясь.

– Предаваться одиночеству и грусти в священную ночь единения лун, значит навлечь на свою голову проклятье…

Прошептал Арвольд слова, которые когда-то слышал от друга и горько усмехнулся. Исефа не было с ним уже больше шести лет, он и знал-то его всего ничего, но до сих пор время от времени вспоминал его слова. Словно в коротком знакомстве с этим удивительным человеком он почерпнул больше мудрости, чем за все эти шесть лет обучения с наставниками, приставленными к нему шахом Тазаром.

Он остался бы здесь ещё, пожалуй, его хватились бы совсем нескоро, но Арвольду пора было возвращаться в мир.

В центре сада, стоя на бортике фонтана из золотистого мрамора, красивый юноша мелодичным нежным голосом пел самую любимую аджайцами песню – балладу лунного странника.

Моей хаят прекрасны очи и звёзды тонут в них сгорая.

Горит и сердце, понимая, что мы расстанемся к исходу ночи,

Но ты не плачь, не плачь, моя родная!

Лишь только лик я твой узрел, как понял, что мы будем вместе!

И на пути моём преграды растают все, лишь только стань моей невестой…

Исеф когда-то спел её в пещере, как мог переведя на общую речь. Теперь Арвольд знал, что он сделал это именно для него, желая не только привлечь к себе внимание, но и… наверно, поделиться тем, что всё ещё было у безвольного однорукого раба. Частичкой своей памяти и тёплых воспоминаний о точно таких же тёплых летних ночах в прекрасном цветущем саду своего отца.

И ему это удалось. Поделиться. Но больше Арвольду перевод не требовался и теперь, сказать по правде, эта песня звучала куда мелодичнее. Все же стихи и песни – это то, что перевод может только испортить… но он всё равно был безмерно благодарен другу за такую смелую попытку.

– Глаз с тебя не сводит.