Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»

— Леха, ты же учился в советской школе. Ты же должен знать, что здесь все отравлены антисоветской пропагандой. Раньше для американцев все русские были коммунисты, теперь все русские для них — бандиты. Слушай, ладно, бандит, я договорился с Ларисой, в восемь вечера вы встречаетесь, я тебе объясню где. Добраться просто, найдешь, ты же парень взрослый, да? На сабвее по прямой до конца, ну, покажу по карте. Пройтись не желаешь? На Брайтон наш поглядеть? Время еще есть. А хочешь — вещи возьми, сразу и к Лариске поедешь. Кстати, Лариске передашь кое-что, она давно меня просила… — Кеша снова исчез на кухне, и снова Алексей услышал хлопанье дверцы холодильника. Появился Кеша в комнате, держа в руке два компакт-диска. «В холодильнике, что ли, он их держит?» — мимоходом подумал Алексей.

— Вот, держи, брось в сумку. Не обременит тебя этот груз?

— Не обременит.

— Ну и класс. Пошли на улицу, перекусим там что-нибудь. У меня дома хоть шаром покати…

Все было бы замечательно, если бы не электрички, то и дело проносившиеся над головой по черной арочной, в крупных заклепках, как на Охтинском мосту, эстакаде.

— Что, здесь все время так? — Алексей посмотрел наверх в черноту переплетенных стальных балок.

— Когда как. Бывает, что по полчаса поезда нет. К этому, Леха, быстро привыкаешь.

— Слушай, Кеша, как-то старомодно ваши русские американцы выглядят. — Алексей крутил головой, провожая взглядом проходящих мимо девушек в длинных темных юбках, в платьях-макси, пиджаках и кофточках, несмотря на осеннюю нью-йоркскую жару. Попадались на пути и странные пышнотелые дамы, увешанные драгоценностями с ног до головы, сверкающие золотом, начиная от зубов и кончая поясными пряжками и массивными выпуклыми кольцами на коротких пальцах.

— A-а, нравятся наши дамы? Это все велферщики, велферщицы, вернее. Не знают, куда деньги девать. Я же говорил — здесь все халтурят. Работают нелегально, а от пособия отказаться жалко. Деньги им в недвижимость вкладывать нельзя, бизнес свой открывать тоже нельзя — вот и покупают цацки по старой русской привычке. Вообще, не смотри, Брайтон — это еще не Америка. Да и Нью-Йорк сам — не Америка. Столица мира! — гордо закричал Кеша.

«Андрей Макаревич», «Михаил Боярский», — читал Алексей ксерокопированные афиши, налепленные на стены домов.

— Да, все здесь подхалтуривают, — комментировал Кеша. — Слушай, а действительно у вас Токарев до сих пор популярный певец?

— Да так себе, но иной раз по телеку крутят…

— Ха, вот позор на великую нацию! Надо же… Я его здесь один раз чуть машиной не сбил. Представляешь? Бредет из супермаркета пешочком, с авоськами, старенький такой, зачуханный, замученный… Здесь-то ему особенно не пожировать на ресторанный гонорар. А у вас там все с ног на голову поставлено. Нет, Леха, оставайся, и не думай даже! Найдем тебе работку по душе, здесь все возможно!

— Поглядим, Кеша. Я же еще никакой Америки не чувствую. Я еще в самолете. Дай оглядеться-то.

— Оглядывайся, давай-давай.

«Пельменная», «Шашлычная», «Парикмахерская», — читал Алексей русские вывески, — «Ресторан „Одесса“»… На тротуаре рядами стояли лоточники, столики с разложенными на них книгами. Алексей с удивлением отметил знакомый питерский ассортимент — Чейз, Гарднер, Толкиен, Бунич, Суворов, детективы, политические авантюрные романы, мемуары. Все издано в России…

— Вот так номер! Кеша, они что, на себе это все тащат из России? Тяжело ведь!

— Ну да, тащат… Скупают у эмигрантов свежих по пятьдесят центов, продают по десять баксов. Тут дураков нет. Такие жуки — за квотер[1] каждый удавится.

Брайтон-Бич в этом месте выглядел огромным тоннелем — небо уже темнело, над головой продолжали грохотать поезда, первые этажи домов светились витринами магазинов, закусочных, ресторанов, тиров, баров, лавок, улица казалась одновременно просторной и тесной, неуютно чувствовал себя здесь Алексей. Русская речь вокруг становилась громче, вообще, если бы не эстакада, можно было подумать, что идешь по улицам южного приморского городка. Некоторые из прохожих даже лузгали семечки.

— Кеша, а океан далеко?

— За углом налево.

Они свернули с Брайтона, и чувство, что вокруг обычный провинциальный городок, еще больше усилилось. Здесь было тихо и безлюдно — как и бывает в таких городках с одной главной улицей, на которой и идет вся светская и несветская жизнь, а на боковых улочках — никого и ничего, темнота, влюбленные парочки, спрятавшиеся в подворотнях, редкие прохожие, шаги которых слышно издалека в стерильной тишине, не нарушаемой скрипом тормозов и скрежетом моторов ничьих машин. Алексей вдруг понял, что сейчас вот услышит откуда-нибудь из распахнутого окна или с лавочки за кустами жестяной звук расхлябанной деревенской гармошки.

Но вместе идиллических переливов трехрядки он вздрогнул от хлопнувшего впереди выстрела. Еще хлопок, короткая очередь — в лица приятелей брызнул ослепительный белый луч. Обдав их теплым ветром, в сторону Брайтона пронесся длинный «харли дэвидсон», который оседлал темный силуэт с задранными, как у кузнечика, коленями.