Трофейщик

Иван Давидович распахнул дверь, и Юраня втолкнул в квартиру шатающегося Братца — Алексея Валинского, Ваниного одноклассника, весельчака и задиру, с блеском окончившего университет, начитанного скандалиста, афериста по жизни, соблазнителя, сверкающего остроумием и светящегося в любой компании от избытка внутренней энергии, короче говоря, замечательного парня. Братца изрядно шатало, кепка была надвинута на самый нос, ботинки и джинсы заляпаны засохшей грязью, подбородок и щеки покрывала густая черная щетина.

— Гость пришел, — прокомментировал Юраня появление Братца, — к двум часам ночи гость хороший идет, напористый. Ну, я сейчас. — И он затопал вниз по лестнице.

Алексей молча, не глядя на Ивана Давидовича, прошел на кухню, неуклюже плюхнулся на табурет, привалился спиной к батарее и вытянул грязные ноги, не снимая ботинок.

— Что, нажрался, что ли? — растерянно спросил Ваня. Он очень не любил, когда по его квартире ходили в грязной обуви.

Алексей снял кепку.

— Вань, посмотри, что у меня тут, — промычал он, почти не открывая рта.

— Ого! Ну ты, Братец, даешь! Подрался, что ли?

— Подрался.

— А где? — Ваня всегда интересовался подобными вопросами. По улицам он ходил с опаской, хулиганов побаивался и, когда ему сообщали о драках, происходящих в непосредственной близости от его дома, расстраивался, проецируя случившееся на себя. Если же битвы случались в районах отдаленных, успокаивался и чувствовал себя в безопасности.

— Далеко. На Ржевке.

— Чего это тебя туда занесло?

— Вань, может, у меня сотрясение?

Иван Давидович пощупал разбитый лоб Алексея, попросил его оскалить зубы, поводил пальцем перед глазами, следя за движением зрачков.

— Нет, сотрясения никакого нет. Не тошнило тебя?

— Не так чтобы очень…

— Что значит «не так»? Не блевал?

— Да нет. От голода, наверное.

— Хм, от голода. В лесу, что ли, живешь?

Алексей странно посмотрел на Ваню и промолчал.

— Нет у тебя никакого сотрясения. Но приложили тебя знатно. Чем, если не секрет? Палкой?

— Угу.

— А, и по челюсти схлопотал. Ну-ка, покажи. Так болит?

— Болит.

— Не колет? Какая боль?

— Да не колет. Просто болит.

— В общем и целом картина ясна. Все у тебя в порядке, но болеть будет долго. Сейчас принесут анестезию, полечим тебя немножко. А вообще, тебе нужен полный покой и приятное женское общество. — Ваня хихикнул. — Ну, ты красавец. Иди побрейся пока. Где ты был-то? Как с фронта вернулся.

Алексей молча встал и нетвердой походкой пошел в ванную.

— Разуйся, мать твою! — не выдержал наконец Иван Давидович.

Что-то было с Братцем не в порядке. Ваня чувствовал, что случилось что-то крайне необычное и, возможно, крайне же неприятное. Насколько он знал, долгов у Братца не было, из-за женщин он никогда особенно не переживал, на улицах дрался — это случалось, — но даже бывая бит, оставался веселым и полным оптимизма, рассказывая о своих битвах с шутками-прибаутками.

Сейчас же он был просто на себя не похож. Ваня думал о том, что же могло случиться с Братцем, но в глазах его по-прежнему ничего нельзя было прочитать.

Вернулся Юраня с двумя бутылками «Пятизвездочной». Иван Давидович достал из холодильника початую банку с маринованными огурчиками, буженину, смахнул со стола в ведро надкушенные и подсыхающие кусочки копченой колбасы. Юраня поднял бутылку, поцеловал ее и наклонился над Ваниной рюмкой. Алексей протянул руку к мойке, взял стакан и поставил перед собой.

— Ну что же, будем считать, что это штрафная, — секунду помедлив, согласился Юраня и наполнил стакан наполовину.

— Доливай, — сказал Алексей без выражения.

Иван Давидович внимательно смотрел на Братца.

Юраня пожал плечами и долил стакан до краев.

В кабинете что-то с дробным грохотом упало на пол. В дверном проеме кухни появилась Катька, растрепанная, но казавшаяся совершенно свежей и трезвой.

— С добрым утром! — звонко крикнула она и пригладила рукой густые светлые волосы. — Алешенька! Любимый! Какой ты сегодня хорошенький! — продолжала она выкрикивать, заметив сидевшего со стаканом в руке Братца.

— Да уж, — согласился Иван Давидович.

Алексей залпом, не дожидаясь остальных, выпил водку до дна, закусил куском буженины, встал и подошел к Катьке.

— Катя, поедем ко мне.

— Ой, Леш, ты такой страшный. Ребята, смотрите, какие у него глаза бешеные. Ты не заболел? — Она дотронулась до его лба и хохотнула. — У тебя нездоровый вид.

— Катя, поедем ко мне, ты мне очень нужна.

— Господа, я его боюсь. Он ведь меня изнасилует, а потом съест.

— Катя, поезжай, — сказал вдруг Иван Давидович. — Видишь, плохо человеку. Помоги ему добраться.

— А выпить?

— Катя, я куплю по дороге. Деньги есть.

Иван Давидович молча разглядывал свою наполненную рюмку, вертя ее в руке.

— Ладно. Я ведь чрезвычайно человеколюбива. Лешенька, помни мою доброту.

— За здоровье молодых! — Юраня проглотил водку и хукнул в кулак, — Между первой и второй перерывчик небольшой… — Он потянулся к бутылке.