Трофейщик

Ночь за окном молчала — шум машин, редких в этот час в широком, прямоугольном дворе, густо заросшем тополями, рассаженными во всех больших городах в сталинские времена: тополя, деревья быстрорастущие, должны были в считанные годы превратить асфальтово-каменные пространства в города-сады. Что в принципе и произошло — в Москве побольше, в Ленинграде поменьше, но каждую весну тысячи граждан теперь задыхались и чихали от аллергии, вызванной проникающим всюду — в транспорт, в магазины, в квартиры — неуловимым тополиным пухом. Когда Алексей был еще Алешей — маленьким шустрым хорошистом, любимцем учителей, которые прощали ему беготню по коридорам и мелкие потасовки с одноклассниками за его активность на уроках, эрудицию и остроумие, — он с приятелями любил поджигать белые островки, шевелящиеся от малейшего даже не ветерка, а незаметного движения воздуха. Словно живые, дышащие, они вспыхивали, и огонь тут же становился невидимым, куда-то исчезал. Алексей завороженно смотрел, как расползается этот невидимый огонь черными язвами по белым пушистым горкам, пытался иногда остановить, затоптать его, сохранить оставшийся пух, но это не удавалось ему никогда.

— Эй, ты чего задумался, — вернул его к действительности густой, масляный голос Антона. — Какой-то ты неласковый…

Алексей, не отрывая глаз от окна, сквозь зубы бросил:

— Пошел ты.

— Фу, фу, как грубо… Ты такой замечательный, чего же ты грубишь?.. Ты меня не знаешь совсем. Давай, дружочек, познакомимся. — Он положил ладони Алексею на колени. — Ну, так как тебя зовут?

«Плюнуть ему в морду, что ли? — думал Алексей. — Да нет, это уже как в кино будет… как актеры говорят — наигрыш…» Вдруг он почувствовал, что Антон положил ему на колени свою голову. «Ну вот, началось!» Кудрявый плечистый Антон терся носом о его бедра, подбираясь повыше — к животу, потом начал целовать их — дальше, дальше… Алексей молча терпел — а что делать?.. Антон со стоном оторвался от его ног и начал вытаскивать рубашку из-за пояса джинсов Алексея. Руки его дрожали, он не мог расстегнуть пуговицы, дергал в стороны, потом вдруг снова застонал и рванул изо всех сил. Пуговицы со стуком запрыгали по полу.

— Убью тебя, урода, — тихо сказал Алексей.

— Вот, заговорил, уже хорошо. Многие так начинали, а заканчивалось все отлично. Так что посмотрим, посмотрим, как дело у нас пойдет… — Он наклонился, и Алексей взвыл от неожиданной острой боли — Антон сильно укусил его за грудь, прямо за сосок, и откинулся назад. Алексей скосил глаза вниз — крови, слава Богу, не было. Он знал, как долго и болезненно заживают укусы, — человек его, правда, еще ни разу не кусал, а вот собаки — бывало… А это в принципе одно и то же…

— Не кричи, не кричи, это же не больно, это же на самом деле приятно… Тебе надо поучиться чувствовать настоящий кайф. — И он снова наклонился к груди Алексея.

На этот раз тот терпел боль молча, сжимая кулаки и вспоминая царя Соломона о том, что все проходит. Представлял себя сидящим в кресле у зубного врача — куда как больно, и кажется, что время останавливается и что никогда вонзающаяся прямо в мозг бормашина не прекратит свой ужасный дробный вой. Но он наконец прекращается, и какая эйфория наступает потом, когда выходишь на улицу, когда закуриваешь первую сигарету и не можешь сдержать улыбки.

Антон вдруг прервал свои занятия, полез в карман и достал оттуда длинный кусок рыболовной лески со скользящей петлей на конце. Глаза его затуманились совсем, лицо покрылось румянцем, он тяжело дышал, поглаживал себя по широкой груди. Одной рукой он обхватил Алексея за спину, а второй стал расстегивать молнию на его джинсах. «Ну все, конец», — Алексей качнулся в сторону и вместе со стулом грохнулся на пол, освободившись наконец от липких рук Антона и его лески, назначение которой он понял очень быстро. Больно ударившись об пол плечом, он почувствовал одновременно, что веревки, стягивающие ему руки за спинкой стула, ослабли — то ли спинка расшаталась при падении, то ли те, кто вязал узлы, не рассчитывали на такие перегрузки.

— Ага, поиграем, поиграем! — заурчал Антон, подползая к лежащему на полу пленнику.

Оттолкнувшись от пола руками, которые уже обрели определенную свободу, Алексей крутанулся к стене так, чтобы ножки стула прижались к ней. Нападавший неуклюже и тяжело навалился на него сверху, но Алексей только этого и ждал — он завертелся в ослабевших веревках и подтолкнул всем телом горячую тушу, уже ничего не понимающую, обуреваемую диким желанием. Антон перекатился к стене, и одна из ножек стула треснула под его тяжестью. Изо всей силы рванув ногой, Алексей оторвал ее от стула — теперь она была привязана к его освободившейся левой ноге. Антон возился на нем, дышал и хрипел в уши, лез обеими руками между его ног, но сейчас уже не было времени и смысла обращать на это внимание — оттолкнувшись освободившейся ногой от стены, Алексей снова крутанулся на полу, сбросив с себя обезумевшего маньяка, вскинул ногу и сверху вниз, пяткой грохнул его по голове, попав чуть ниже правого уха.