— Ох, — срывается с губы сдавленный писк, поднимаю взгляд снизу вверх — Титов, оказывается, умеет напиваться? Забавно. Особенно смотреть, как он довольно улыбается, глядя на меня. Как кот, стащивший с хозяйского стола самую жирную сосиску! Еле на ногах стоит, переложив весь вес своего тела на мои плечи и лыбится. Зараза! Я думала, что его тут убивают, а он? Налакался до поросячьего визга! Вот же ж!
— Юлька? — чуть трезвее звучит голос папы. — О-о, и сообщница тут! Вероника, вечер добрый. Милости просим в переговорную.
— Здрасте, дядь Степа. Вы, я смотрю, сегодня напереговаривались уже так, что язык заплетается, — хохочет Ника.
Хозяин кабинета встает из-за стола, неловко взмахнув рукой. Стопка папок с глухим стуком валится на пол. Папа беспечным пьяным взглядом провожает документы и неуверенным движением ерошит светлую шевелюру.
— Че-е-ерт. Юль, я, кажется, напился…
Папа прячет руки в карманы брюк и смотрит на нас с Титовым, стоящих бок о бок. Нет, беру свои слова обратно. Он не трезвее Богдана. «Хорошенький» настолько, что едва держится на ногах. Хотя, отойди я от Титова, не уверена, что тот не клюнет носом в пол.
— Вы почему не берете трубки? — спрашиваю я, гуляя взглядом с одного «экземпляра» на второй. — Я уже с сотню раз звонила каждому из вас! До смерти перепугалась!
— Какие трубки? — морщится папа, поглядывая на Титова. — Ты понимаешь, о каких она… трубках?
Дан шарит рукой по карманам:
— Трубки нет, — выдает ни капли не смутившись.
Я глухо рычу, стиснув зубы:
— Телефоны ваши где?!
— А-а-а… кто?
— О-о-о… где?
Выдают мужчины синхронно.
— Ясно. Понятно, — закатываю я глаза, крепче перехватывая сто килограмм Титова за талию.
— Дело труба, — ржет во весь голос Вероника. — Юля, их надо укладывать спать. Срочно! Они еле «тикают».
— Мы сами! — протестует папа, огибая стол, повалив следом за документами ноутбук и пустые бокалы. — Блть! Какой узкий кабинет. Юля. Ремонт. Делать будем.
— Стены расширять? — откровенно угорает Вероника.
— Сносить! — решительно машет рукой па. Уже и я тихонько посмеиваюсь. За все свои двадцать лет первый раз я вижу отца в подобном состоянии. Образец самоконтроля, Степан Данилов никогда не позволял себе напиваться до такой степени. Это ж какая «душевная» у них сегодня вышла с Даном беседа.
— Снесем, папуль. Сейчас проспитесь и снесем. И стены, и окна. Все снесем.
— Зачем все? Все не надо. Все будете вон, — кивок, — в Германии сносить.
— Давайте, дядь Степ, — подскакивает Ника, подхватывая отца под руку, — позвольте, я вам помогу. Плюсик себе в карму заработаю.
Папа бурчит недовольно. Но подруга непрошибаема. Ее не переспорить, проще сдаться. Ника командует, требуя показать дорогу до спальни. Упрямство Степана Аркадьевича под таким напором капитулирует, папа кивает головой в сторону лестницы. Ладно, одного почти пристроили. Поднимаю взгляд на Титова:
— Ты как? Стоять на ногах способен?
— Все за-ши-бись, котенок! — тянется за поцелуем Дан. Я хмурю брови, закрывая его рот ладошкой. Обойдется! От него так виски фонит, что кажется, я с одного его вздоха в мою сторону уже захмелела.
— Да я уж вижу, — тяну за собой, — что у тебя все зашибись. Идем. Уложу тебя в гостиной.
— Не, не надо в гостиную. Степыч будет злится.
— Папе бы до спальни дойти, какая тут злость? Вы сегодня оба оторвались как надо. Или дорвались.
— Злая Юля. Млять! — выругивается, покачнувшись, вовремя схватившись за косяк. — Юль, домой надо, — едва ворочает языком Титов. — Поеду. Такси. Вызови…
— Какое тебе такси?
Титов вздыхает и сдается. Падает на диван, к которому я его подвела, выдавая сокрушенно:
— Пздц, я нажрался… как свинья. Юля… мне стыдно! Клянусь, это был исключительный случай. Веришь?
— Верю.
— Люблю тебя. Сильно! — руки тянет, пытаясь сгрести в охапку. Я улыбаюсь и уворачиваюсь.
— Ложись, давай, — надавливаю на плечи. — Я тебя тоже люблю. Даже в таком состоянии.
— Правда?
— Правда.
— Я пять минут полежу, а то комната кружится, — закрывает глаза, закидывая руку за голову и растягиваясь во весь рост, благо, габариты мебели позволяют. — Всего пять… Юль. Минут… и потом… — и что будет «потом» Титов не договаривает. Вырубается моментально.
Стягиваю пуховик, падая на кресло. Уф!
— Вот это денек, — выдыхаю, когда со второго этажа спускается Ника.
— Степу уложила. Он у тебя паинька, — улыбается подруга. — Теперь предлагаю продолжить начатое мужчинами, — подмигивает.
— В смысле?
— В смысле я заприметила недопитую бутылку дорогого виски. Жахнем? Исключительно для успокоения нервов.
Смотрю на огромное идеально тело Титова в полной отключке, с помятым свитером, рассеченной губой и взъерошенной шевелюрой и, уже не смущаясь, в голос посмеиваюсь. Это, наверное, истеричное.
— Кажется, это хорошая мысль, Ник. Выпьем.
Глава 33
Мать твою, какой жуткий стоит гул! В доме или в башке — не пойму. Обхватываю голову руками и морщусь, перекатываясь на спину. Кости ломит, кровь грохочет в висках. Ощущение в теле такие, как будто пинали семеро. Староват ты, Титов, для таких попоек. Организм уже не вывозит. Чай, не двадцать.