Троя

Моравек протянул пальцы первичного манипулятора, взялся за пишущую иглу и принялся выводить на планшете:

Дорогой Уилл. Да, нас обоих радовал брак двух честных душ — ибо тела мужчин не способны разделять столь священные узы. Поверь, мне тоже хотелось бы продлить его, словно истинное супружество, до скончания дней. Но это невозможно. Люди меняются, Уилл. Обстоятельства тоже. Если человек или какое-либо его качество уходят навсегда, гаснет и чувство. Когда-то я любил тебя, Уилл, святая правда. Только ты стал иным, ты уже не тот, и потому переродился я и моя привязанность.

Искренне твой, юноша.

При взгляде на готовое письмо Манмут довольно расхохотался, хотя смех тут же замер, когда стало ясно, как резко и бесповоротно изменилось понимание всего сонета. Вместо приторных и несбыточных клятв в нетленной преданности — отчаянное сопротивление обману, эгоистичному бегству возлюбленного. Знакомые строки потребовали совершенно нового прочтения:

Не признаю (так называемых) «препятствий» я для брака
Двух честных душ. Ведь нет любви в любви,
Что в «переменах» выглядит «инако»
И внемлет зову, только позови,
О нет!..

Моравека разжигало страшное волнение. Наконец-то всё встало на свои места: и каждое слово в стихотворении, да и само оно — в цикле. «Брак честных душ» исчез, не оставив после себя ничего, кроме гнева, упрёков, подозрений, лжи и дальнейшей измены — всего, что воплотится с полной силой в сонете 126. К тому времени «юноша» и мысли об идеальной любви канут в прошлое ради грубых наслаждений «смуглой леди». Манмут подключился к виртуальному разуму, готовясь отправить электронное послание своему верному собеседнику, Орфу с планеты Ио. (С ним моравек поддерживал переписку в течение последних двенадцати лет.)

Завыли сирены. Перед виртуальными глазами исследователя замигали огни. «Кракен!» — подумалось ему, однако твари никогда не заплывали так высоко, тем более в открытое разводье.

Сохранив в памяти сонет и собственные заметки, моравек стёр неотправленное электронное послание и раскрыл внешние сенсоры. «Смуглая леди» оказалась в зоне дистанционного управления укрытиями для подлодок.

Снаружи Хаос Конамара ничем не отличался от окружающего пейзажа — россыпи горных кряжей с острыми сверкающими зубцами на высоте двух-трёх сотен метров, путаницы открытых разводий и чёрных лентикул, задавленных массами льда. Но вскоре стали заметны следы жизни: чёрные утробы распахнутых доков, эскалаторы, ползущие по скалам, навигационные огни, пульсирующие по поверхности внешних модулей, жилых отсеков и антенн, а кроме того — в невообразимой дали над пиками, уходящими в непроглядное небо, межлунные шаттлы стремительно снижались над посадочной полосой.

Космические корабли здесь, у Централа Хаоса? Очень странно.

Причалив судно, Манмут перевёл функции «Смуглой леди» в режим ожидания и принялся отключаться от систем подлодки. Всё это время его не оставляла одна и та же мысль: «Какого чёрта меня вызвали?»

Каждый раз он испытывал настоящую травму, втискивая собственные чувства в тесные границы более-менее гуманоидного тела. Но ничего не поделаешь. Моравек направился к высокоскоростному эскалатору, который возносился по мерцающему голубоватым светом льду к жилым отсекам на вершине.

5 Ардис-холл

Лампочки, мерцающие в кроне вяза, бросали таинственные отсветы на празднично накрытый стол. В кубках сияли красные и белые вина из ардисских виноградников, плескалась содовая с лимоном; на широких блюдах красовалось жаркое из оленины и дикого кабана (зверья в здешних лесах водилось предостаточно), форель из ближайшей речки, отбивные из мяса овец, пасущихся на местных лугах, листья салата, свежая кукуруза и зрелые сливы из собственного сада и ещё красная икра, доставленная по факсу… откуда-то издалека.

— Кстати, кто нынче именинник и какую Двадцатку мы отмечаем? — поинтересовался Даэман, дождавшись, когда сервиторы поставили еду перед каждым из двенадцати гостей.

— День рождения у меня, только это не Двадцатка, — отозвался миловидный мужчина с вьющимися волосами.

— Прошу прощения? — Гость вежливо, но недоумённо улыбнулся, передавая чашу с лимонадом соседке по столу.

— Харман справляет свою годовщину, — пояснила Ада, занявшая место во главе стола.

Она была безумно хороша в платье из бордово-чёрного шёлка, и собиратель бабочек весь трепетал от предвкушения, глядя на девушку.