Троя. Герои Троянской войны

— Не сочти за дерзость… Вот сюда. Обед я заказал на сегодня добрый: я верил, что твои переговоры с фараоном будут успешны, и ты станешь моим гостем, а не пленником подземной тюрьмы в храме Птаха. Слышишь, как вкусно пахнет? Думаю, это — тушеная рыба с соусом из слив и винограда, мясо белой антилопы[16], зажаренное на вертеле, голуби с соком лимона, сваренные в масле бобы и вареные зерна граната. Не знаю, успели ли повара испечь нам журавля, но, в конце концов, можно съесть его и завтра. Главное, чтобы было вдоволь вина, но, видишь — Альда уже позаботилась. Поразительная женщина! Сюда, сюда! Ага! Что я говорил? Стол просто ломится!

При всем своем волнении и тревоге Гектор, как всякий молодой и здоровый мужчина, не устоял перед этим перечислением яств, а главное, перед сокрушительным ароматом, хлынувшим им навстречу из просторной комнаты, куда они входили. В комнате царил полусумрак: ставни были закрыты, чтобы спасти помещение от жары, но по углам полыхали светильники, бросая светлые блики на уставленный посудой стол. Рабы внесли воду для омовения.

— Садись же и окажи честь моему гостеприимству! — воскликнул Сети, просто соблюдая приличия: они оба уже были за столом, и вскоре изобилие на нем изрядно оскудело. Особенно досталось кувшинам с тонким фиванским вином[17].

Это вино, очень ароматное и нежное, казалось на вкус не особенно крепким, но через некоторое время било в голову почти как хлебное вино амазонок. К тому же Гектор, голодавший двое суток, боялся есть слишком много, а силы его еще далеко не восстановились, и вскоре герой понял, что коварный напиток берет над ним верх.

— Ты простишь меня, Сети, если я уйду из-за стола и попрошу позволения лечь? — спросил он, с неудовольствием замечая, что его язык слегка заплетается.

— Лучше ничего и не придумаешь! — вскричал Сети, тоже начавший хмелеть. — Мудр тот, кто ложится перед закатом и встает перед рассветом, как говорит одна из наших пословиц. Правда, я терпеть не могу ни того, ни другого, но вино умудрило и меня!

Глава 4

Гектор проснулся от очень странного звука. Точнее, не странного, а как будто незнакомого, но при этом что-то больно и остро напомнившего. Что это был за звук, он во сне даже не понял. То ли кто-то тихо-тихо заплакал и тут же умолк, то ли мяукнул котенок — не жалобно, но ласково, то ли кто-то кого-то позвал на непонятном языке.

Троянец вздрогнул, открыл глаза, осмотрелся.

Большая, с высоким потолком комната, в которой он находился, была обставлена просто и неброско: широкая кровать, два кресла из ароматного эфиопского сандала, высокий ларь с несколькими дверцами, разрисованный цветами лотоса, столик, на котором стояла ваза с цветами, и другой — с изящным кувшином и бокалом для питья. Две ниши, одна против другой: в той, что была позади постели — фигурка Изиды с младенцем Гором[18]в руке, в другой, завешенной полупрозрачной тканью — круглая ванна из темного камня. По бокам этой ниши стояли два светильника, сделанные в виде фигур бога Анубиса[19]. Вечером, накануне, они горели, это герой ясно вспомнил, но сейчас огонь в них угас. Комнату ярко освещала почти полная луна, висящая в серебряном небе за распахнутым окном. Кисейная занавеска, казалось, тоже светилась, впитывая лунный свет.

Гектор встал и, подхватив с кресла набедренную повязку, небрежно обвязал ее вокруг талии.

Ночь была тиха и тожественна. Даже цикады лишь изредка подавали голос, заколдованные луной.

И тут таинственный звук повторился. Снова кто-то пискнул, затем негромко и ласково заворковал. Это было совсем близко, где-то в соседнем помещении или сразу за ним.

Троянец приоткрыл дверь — за нею никого не было. Смежный с его комнатой покой был длинный, скорее коридор, нежели комната, с тремя окнами во внешней стене. Ставни на них были закрыты, лунный свет сочился сквозь прямоугольные прорези каждого ставня и сквозь щели.

Тихое воркование послышалось громче. Движимый необъяснимым любопытством и полуосознанной тревогой, Гектор прошел по коридору, толкнул дверь и почти сразу понял, что, вероятно, совершил ошибку: он знал, что у египтян приняты отдельные женские покои, и что появление в них постороннего мужчины может быть расценено хозяином как оскорбление.

Между тем он оказался, судя по всему, именно на женской половине дома: уютная, обтянутая кисейными занавесями, обставленная светлой изящной мебелью комната, пара женских платьев, висящих на крючках, браслеты, лежащие на отделанном слоновой костью столике, явно слишком узкие для мужской руки, — все говорило о том, что живет здесь именно женщина — возможно, это были покои Альды, а быть может, у Сети была наложница, о которой он предпочел умолчать…

Гектор огляделся. Сперва ему показалось, что в комнате никого нет. Но тут же он увидел в неглубокой нише невысокую скамью, и на ней — продолговатый предмет, невероятно знакомый, ибо почти у всех народов он выглядит почти одинаково… Это была детская колыбель! И конечно, именно из нее доносилось нежное щебетание, которое сразу привлекло внимание героя.