Троя. Герои Троянской войны

Я надеялась, что сумею отыскать Альду. Меня страшило только полное незнание языка. Он, кстати, нетрудный, теперь я уже очень многое понимаю и кое-как объясняюсь, но тогда не знала ни слова. Правда, я говорю на финикийском, а этот язык знают, по крайней мере, все купцы, кроме таких мелких торгашей, как те, что мне встретились. Возможно, мне повезло бы в поисках. Но уже в первый день моего пребывания в Мемфисе мне повезло совсем по-другому…

Она замолчала, медленно качая на коленях уснувшего мальчика и задумчиво глядя в постепенно светлеющее небо.

— Ты странно произнесла слово «повезло», Пентесилея, — нарушил молчание Гектор. — Похоже, что это было не совсем везение, да?

— Нет! — она пожала плечами. — Казалось бы, ничего лучшего нельзя было и представить. Я сумела сразу же получить поддержку одного из самых могущественных людей Египта, возможно, самого могущественного. Не смотри так, Гектор, я говорю не о фараоне, но говорю правду… Этот человек сразу указал, как найти Хауфру, теперь главного смотрителя царских конюшен, этот же человек сейчас делает многое, чтобы разыскать моего мужа. Только сегодня я видела чьи-то кости — их нашли в пустыне, неподалеку от того месте, где Ахилл и Авлона бежали от египетской стражи. Но это… — она едва заметно содрогнулась, — это не он… Хвала богам!

— Хвала богам! — воскликнул и Гектор. — Значит, обещая мне отыскать Ахилла в случае, если я возглавлю поход против мятежных ливийцев, Рамзес лукавил? Поиски брата и так уже ведутся, и ведутся по приказу кого-то достаточно могучего?

Пентесилея долгим, усталым взглядом посмотрела в глаза герою, отвела взгляд, потом снова посмотрела на Гектора, и ее губы сурово сжались.

— Это я посоветовала фараону предложить тебе такую сделку, когда узнала, что ты взят в плен и заточен в подземную темницу, — спокойно сказала она. — Вероятно, это был лучший способ тебя спасти. И ведь я не ошиблась, Рамзес тут же ухватился за возможность получить такого полководца. Но дело не только в этом. Если мы с тобой выиграем эту битву…

— Мы с тобой?! — перебил пораженный Гектор. — Уж не хочешь ли ты оставить здесь младенца и поехать со мной?

— Конечно, я поеду, раз тебя подвергают опасности по моему наущению, — твердо сказала амазонка. — Но и не только в, этом дело: тогда Рамзес действительно станет искать Ахилла. А сейчас… сейчас очень возможно, только создается видимость, что его ищут.

— То есть… — прошептал троянец, начиная что-то понимать, — то есть, тот человек, что тебе помогает, может тебя обманывать?

— И я почти уверена, что обманывает! — голос Пентесилеи был сейчас прежним, таким, каким раньше говорила непреклонная царица амазонок. — Он обязан мне жизнью, но это ничего не значит… Послушай, Гектор… видишь, светает? Сейчас взойдет солнце. Я прерву свой рассказ, чтобы ты дал имя сыну своего брата.

Гектор взглянул в окно. Луна давно исчезла, и алое сияние на востоке подтверждало слова амазонки: рассвет стремительно наступал.

— Прикажи принести чашу чистой воды, — попросил он.

— Я сама принесу! — Пентесилея соскочила с подоконника. — Держи малыша.

Троянский царь медленно и осторожно развернул тонкие пеленки и взял в ладони розовое упругое тельце. Младенец проснулся, вновь открыл свои удивительные глаза и опять улыбнулся — ему, наверное, нравилось улыбаться.

Пентесилея быстро вернулась и поставила на подоконник большую стеклянную чашу[20]. Сквозь светло-зеленое стекло вода, чистая, как роса, сверкала и изумрудно переливалась, будто частица морской волны.

— Вот.

Гектор заколебался.

— Пентесилея… Ты действительно еще никак его не назвала? Ну… для себя хотя бы?

Амазонка посмотрела на него тоже с некоторой нерешительностью.

— Я… Ну, конечно, про себя я называла имя, но вслух никогда. Солнце первым должно его услышать. А потому называй, как решил ты, и, быть может… — тут она чуть заметно улыбнулась, — наши решения совпадут.

— Пусть будет так. И какого бога мне просить о покровительстве для сына величайшего из героев?

Пентесилея задумалась.

— Ахилл говорил мне о Боге, который один, который надо всем и надо всеми, о котором ему рассказывал старый Хирон. Ты ведь тоже слышал о нем?

Гектор кивнул.

— Слышал и даже молился ему, хотя и не знаю его имени. И если нам кто-то поможет, поможет сейчас, когда все, кого мы зовем богами, отвернулись от нас, то поможет только Он, потому что Ему все равно, в Троаде мы или в Египте. — Он может все. Ты права, Пентесилея!

Первый луч солнца сверкнул вдали, над туманной равниной еще невидимого Нила. В эти мгновения жрецы во всех храмах Египта пели молитвы Амону-Ра[21]. И тут Гектор вспомнил слова древней-древней молитвы, которую когда-то привел ему на память старый сирийский мудрец, что жил одно время в Трое и рассказывал ему, тогда почти мальчику, о Боге, создавшем мир. Гектор не знал, кто придумал эту молитву, но ее слова, казалось бы прочно забытые, так ясно возникли в его памяти, что он понял: именно их и надо произнести.