— Тише! — Моа даже привстал и в испуге посмотрел по сторонам. — Лучше не говорить о нем громко. Не говори ничего…
Дни шли за днями, и Ахилл чувствовал, что силы понемногу возвращаются к нему. Он стал подолгу упражняться в беге и прыжках, метании копья, стараясь как можно скорее вернуть своему телу прежнюю мощь и гибкость. Раны и болезнь изнурили его, но он был уверен, что быстро сумеет стать прежним. Только скудная пища оазиса мешала ему окрепнуть.
Туареги подолгу с любопытством смотрели на его занятия. Особенно их изумлял и восхищал «бой с тенью», которым герой владел в совершенстве и занимался азартно и подолгу. Мужчины, женщины, дети, сгрудившись между пальмами вокруг поляны, где Ахилл обычно занимался, восхищенно смотрели, как могучий великан дерется с невидимым, но судя по его движениям, грозным противником. Возможно, они верили, что он и в самом деле сокрушает невидимых злобных духов?.. Кроме того, они просто вопили от восторга, когда он подкидывал и ловил огромные камни, которых не сдвинул бы с места взрослый мужчина, или метал гигантское копье, внушавшее им некий суеверный ужас.
Авлона тоже любила смотреть на занятия Ахилла. Иногда он полушутя становился с нею в пару, и они, вооружившись палками, упражнялись в сражении на мечах.
В хижинку, где они жили, редко кто-то заходил. Ахилл нравился туземцам, но все же они его побаивались. Вождь обычно сам приглашал его к себе, а остальные, хоть чуть-чуть говорившие по-египетски, (таких было в племени человек пятнадцать), предпочитали говорить с героем во время его прогулок по небольшому плато или после столь восхищавших их всех упражнений. Вечера они коротали вдвоем, в который раз обсуждая путь в Мемфис и без конца повторяя друг другу, что их родные живы.
Огонь в очажке доедал сухие пальмовые листья и кусочки коры, опадал и угасал, и никто не добавлял в него дров — ночи здесь были теплые, и очаг служил лишь для приготовления пищи. Было очень тихо. Только неподалеку в зарослях верещала древесная лягушка.
Вдруг где-то, как показалось Ахиллу и Авлоне, совсем близко, раздался глухой хриплый рев, перешедший в визг. Тут же он стал втрое, вчетверо, вдесятеро громче — ревело сразу несколько глоток, и в этом реве слышался невыразимый ужас.
Ахилл вскочил, и его рука сама рванулась к лежащему вдоль стены копью.
— Что это такое?
— Это верблюды орут, — ответила Авлона, тоже вскакивая на ноги. — Они чего-то испугались.
— Где это? — крикнул герой. — Где?
Девочка кинулась плашмя на землю и быстро приложила к ней ухо.
— На краю плато, вон в той стороне, — она махнула рукой вправо. — Они мечутся взад и вперед. И еще… Кто-то скачет огромными скачками… Кто-то очень-очень большой и тяжелый.
— Сатиры рогатые! — воскликнул Ахилл. — Да пусть у меня уши залезут на затылок, если это не здешнее пугало, этот их ящер, будь он проклят! Огня, Авлона! Быстро!
На всякий случай герой заготовил и держал хижине несколько примитивных факелов, использовав прямые пальмовые ветви, концы которых обмотал верблюжьей шерстью и пропитал шерсть жиром, вытопленным из тушек сусликов, пойманных маленькой амазонкой. Едва он крикнул «Огня!», девочка схватила два таких факела и мигом сунула их в очаг. Головки факелов запылали, и Ахилл, схватив один из них в левую руку, а правой сжав свой «пелионский ясень», ринулся вон из хижины. Авлона последовала за ним, хотя ей было и не догнать героя.
Миновав заросли колючих кустарников, они уже почти добежали до края плато, когда им навстречу с ревом вынеслись шесть или семь верблюдов. Хрипя от ужаса, могучие животные промчались мимо людей и скрылись в темноте.
Ахилл побежал еще быстрее и вдруг резко остановился.
Он был уже почти у самого края плато. И в свете факела и взошедшей в это время ущербленной луны увидал еще одного верблюда. Сперва ему показалось, что огромный зверь провалился в какую-то яму или трещину — видна была лишь голова с вытаращенными глазами и раскрытой пастью и скрюченные передние ноги. Но затем герой увидел громадное темное пятно на земле.
Он подошел ближе и увидел, что это был не целый верблюд, а лишь голова, шея и две передние ноги, соединенные с шеей клочьями шкуры. Все остальное было отделено, оторвано, или вернее откушено, и исчезло. Широкий кровавый след шел к краю плато, к почти неприступным в этом месте скалам.
— Вот скотина! — прошептал ошеломленный Ахилл, выше поднимая факел. — Ну и тварь!.. Где ты, Авлона?
— Я здесь! — девочка уже стояла возле него и смотрела на останки верблюда, стараясь не показать охватившей ее дрожи. — Чтобы так откусить, нужна пасть локтей в пятнадцать…