Троя. Грозовой щит

— Хороший план, — кивнул Каллиадес. — С небольшими изъянами. Во-первых, мы не представляем ни народ, ни город. Во-вторых, последний раз мы были в Трое в качестве захватчиков, и нам, возможно, просто будут не рады. В-третьих — и это, я думаю, самое важное — ты скандалист, который не добрался до финала соревнования, чтобы встретиться с лучшими бойцами в нашем отряде из пятидесяти человек. Насколько я помню, Эрутрос победил тебя.

— Все правильно, — нехотя признал Банокл, — возможно, я не стану чемпионом, но я завоюю несколько наград. Поэтому мы все же могли бы заработать немного золота. А как насчет соревнования в беге? Бегал ли кто-нибудь быстрее тебя в нашем отряде?

— Нет, но опять-таки там было всего пятьдесят человек. — Каллиадес вздохнул. — Я согласен, что мы могли бы принять участие в Играх. Но кого мы будем представлять?

— Ага! Я позаботился об этом, — радостно воскликнул великан. — Я спросил Одиссея, не сможем ли мы представлять Итаку.

— И он согласился? — удивился молодой воин.

— Не совсем. Он объяснил, что Леукон представляет Итаку в кулачном бое, что он лучший боец в команде. Он сказал, что я смогу выступать от Итаки, если одолею Леукона сегодня вечером на Поминальном пире.

— А что Леукон думает об этом? Банокл широко улыбнулся.

— Счастлив, как свинья, оказавшаяся в дерьме. Он говорит, что не возражает попрактиковаться в бое. Очевидно, больше никто в команде с ним тренироваться не хочет.

— Ты думал, с чего бы это?

— Конечно. Я полагаю, потому что он наносит удары, как брыкающаяся лошадь.

— И это тебя не беспокоит? — вмешалась Пирия.

— Меня и раньше била лошадь. Я встал. Я всегда поднимаюсь. Когда я одержу победу над Леуконом, ты согласишься участвовать со мной в Играх?

Каллиадес посмотрел на Пирию, девушка улыбалась.

— Что ты думаешь? — спросил он ее.

Девушка посмотрела туда, где сидел Леукон, затем перевела взгляд на Банокла.

— Я думаю, что лошадь, о которой ты рассказываешь, должно быть, ударила тебя по голове, — заметила она.

Одиссей наблюдал за тем, как три его пассажира разговаривают на носу. Женщина, Пирия, была теперь спокойней и даже улыбалась. Редкое зрелище. Он вспомнил свои посещения дворца ее отца. Тогда она была моложе и более замкнутой, ее лицо всегда было серьезным, а серые глаза полны сомнений и подозрений.

— Кто она? — спросил Идоменей. Одиссей пожал плечами.

— Просто девушка, захваченная пиратами. Они изнасиловали ее. Каллиадес и его друг украли ее у них.

— Они получат за нее не слишком большую цену. Слишком дерзкая. Любого раба, который бы так разговаривал со мной, я бы выпорол.

— Они не собираются продавать ее или оставлять себе.

— Тогда зачем они ее украли?

— Зачем, в самом деле? — усмехнулся царь Итаки. Перейдя к перилам на правом борту, Одиссей наклонился и понаблюдал за ходом судна. Поднялся ветер, и Горбатая гора теперь уже была недалеко. Можно было разглядеть длинный пляж Лука Аполлона в форме полумесяца. Там уже причалило несколько кораблей.

Каллиадес покинул нос и прошел по центральной палубе.

— Мы можем поговорить, царь Одиссей? — спросил он.

— Слова ничего не стоят, — ответил царь Итаки.

— Твой человек, Леукон, опытный кулачный боец?

— Да.

— А Банокл нет, — сказал микенец. — У него большое сердце и безграничная смелость.

— Тогда Леукон свалит его, словно дерево.

— Нет, царь Одиссей. Леукон повалит его, а Банокл встанет, чтобы напасть снова. Он будет продолжать вставать, пока будет биться его сердце. Он будет продолжать сражаться, пока его не покалечат или пока он не умрет. Таков его характер.

— Я так понимаю, что ты говоришь мне это по какой-то причине.

— Я говорю это, потому что может показаться забавным позволить Баноклу верить, что он мог бы представлять Итаку. Но это будет не так уж весело, если ты не получаешь удовольствия от крови и страданий.

— Твой человек попросил меня об этом, — напомнил ему Одиссей. — Его судьба в его собственных руках. Если он захочет отказаться от поединка, я не буду думать о нем хуже.

Идоменей, который слушал их разговор все это время, вышел из-под навеса и присоединился к ним.

— У тебя прекрасный меч, — сказал он Каллиадесу. — Можно, я посмотрю его?

Молодой воин вытащил оружие, перевернул его рукояткой вперед и протянул критскому царю. Верхняя часть рукоятки была сделана в виде бронзовой головы льва, а сама рукоятка — обтянута кожей, лезвие было острым и надежным.

— Хороший баланс, — заметил Идоменей. — Этот меч сделан хорошим мастером. Он не подведет в бою.

— Этот меч принадлежал Аргуриосу, — сказал Каллиадес. — Оружие, о котором нежно заботились.

— Ты думал о том, чтобы продать его?

— Нет.

— За меч героя я хорошо заплачу золотом.

— Я никогда не продам его, — заявил микенец.

— Жаль, — вздохнул Идоменей, возвращая оружие. Это предложение заставило Одиссея почувствовать себя неловко, потому что он увидел жадный блеск в глазах критского царя.

— Поединок, — сказал царь Итаки, — состоится по Олимпийским правилам. Как только бойца собьют с ног пять раз, я объявлю его противника победителем.

— Благодарю тебя, царь Одиссей, — кивнул Каллиадес.

Глава 10 Молот Гефеста