— Прости, мой друг. Я просто думал вслух. Город сохраняет нейтралитет во время Игр, но за наши головы назначена награда. И здесь будет много микенцев.
Наконец они нашли дорогу к Полю собрания, которое находилось на северо-востоке города. Здесь расставили множество палаток и дюжины скамеек со столами, за которыми сидели писцы, записывающие имена соревнующихся.
В конце концов Банокла и Каллиадеса записали, им дали тонкие медные значки, на которых были выбиты номера и название соревнования. Им велели завтра на рассвете вернуться, чтобы принять участие в предварительном туре.
На краю поля разместили площадку, где готовили еду, — две жаровни, на которых готовили буйволов. Два человека сидели в тени большого навеса и ели.
— Я думаю, этот буйвол умер от старости, — проворчал Банокл. — Я не ел такого жесткого мяса с тех пор, как мы были в Спарте. Ты помнишь? Этого старого козла, которого убил Эрутрос? Я клянусь, это были только копыта, кости и сухожилия. И ни кусочка мяса.
— Порции были маленькими, — вспомнил Каллиадес. — Я помню, как мы выкапывали корни и отдирали кору с деревьев, чтобы добавить в похлебку.
— Хорошие бойцы эти спартанцы. Если бы их было больше, у нас были бы настоящие неприятности, — Банокл засмеялся. — Они, должно быть, разозлили богов? Сначала их победили во время битвы, а потом они получили в качестве царя Менелая.
— Он мне всегда нравился, — признался молодой микенец.
— Он неплохой, — согласился великан, — но мягкий, словно кусок собачьего дерьма. И у него живот, как у беременной свиньи.
— Я разговаривал с ним однажды, — сказал Каллиадес. — В ночь перед тем, как мы взяли Спарту. Он был испуган, его постоянно рвало. Он рассказал, что хочет вернуться на свою ферму. Он скрещивал там свое стадо с буйволами из Фессалии. Менелай заявил, что надой молока его коров почти удвоился.
— Надой молока? — презрительно фыркнул Банокл. — Во имя богов, любой может стать царем в наши дни.
— Может, если он брат Агамемнона. Но будь справедливым к Менелаю. Несмотря на то что он боялся, он все же надел свои доспехи и присоединился к нам во время атаки. А мог бы остаться в тылу.
Великана это не убедило. Но выражение его лица просветлело.
— Как ты думаешь, во дворце Гектора есть рабыни? — спросил он.
— Я не знаю, — засмеялся Каллиадес. — Если они и есть, сомневаюсь, что им прикажут спать с моряками.
— Но они могли бы.
— Лучше, я думаю, найти шлюху. Так не рискуешь обидеть Гектора.
— О, хорошая мысль, — съязвил Банокл. — Шлюхам нужно платить.
Каллиадес залез в свой кошелек, висящий на поясе, и вытащил пять серебряных монет. Банокл был поражен.
— Откуда ты их взял?
— Мне их дал Одиссей. И говорит, что даст еще пятьдесят. Я продал ему доспехи Идоменея.
— Они стоят больше, чем пятьдесят пять серебряных монет. Молодой микенец покачал головой.
— Не для меня. Идоменей — царь. Я не могу требовать, чтобы он вернул свой долг. А Одиссей может. Все просто. Ну, ты хочешь эти монеты?
Банокл усмехнулся.
— Я хочу то, что на них можно купить, — сказал он.
— Сначала давай найдем дворец Гектора.
Двое друзей покинули Поле собрания и направились обратно в город.
— Сколько женщин мне можно купить на эти пять монет? — спросил великан.
— Я забыл спросить у Одиссея, сколько здесь стоят шлюхи.
— Не похоже на тебя, чтобы ты забывал такие важные вещи, — заметил Банокл. — Ты пойдешь со мной на поиски шлюх?
— Нет. Я вернусь на берег. Одиссей велел Пирии спать на «Пенелопе». Она прибудет во дворец позже.
— Почему?
— Одиссей хочет выяснить, не остановился ли кто-нибудь из царей рядом с дворцом Гектора. Если ее узнают, это может быть опасно для нее.
— Так ты проведешь ночь, охраняя ее?
Великан покачал головой. Дорога впереди расширилась, и они увидели рыночную площадь, уставленную палатками. Там расположились магазины и торговые места, где можно было поесть — под яркими навесами стояли столы. Банокл схватил друга за руку.
— Пойдем, — сказал он. — Нам нужно поговорить.
— Мы разговариваем.
— Мне нужно выпить, чтобы начать такой разговор, — возразил его товарищ. Каллиадес последовал за ним к маленькому столу, который стоял у холодной каменной стены. Банокл заказал вина, наполнил кубок и осушил его.
— Ты помешанный, Каллиадес? — спросил он.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Я думаю, что понимаешь. Ты влюбился в нее.
— Я просто беспокоюсь о ее безопасности.
— И дерьмо свиньи пахнет, как жасмин! Мне нравится эта девушка, Каллиадес, поэтому не обманывай меня. У нее есть смелость и сердце, и, если бы это было заложено в ее природе, она стала бы прекрасной женой. Но это не заложено в ее природе. Тебе, как и мне, хорошо известно, что любимый человек, которого она ищет, — это женщина.
Молодой микенец вздохнул.
— Я не выбирал, кого любить, — сказал он. — Но я решил защищать ее и обещал доставить в целости и сохранности к ее любимому человеку. Я сделаю это, а потом мы расстанемся.
— Ты пообещал это?
Каллиадес налил себе кубок вина и сделал глоток. Воцарилось молчание.