Троя. История первая

Лаомедонт ощутил настоящее блаженство. Ах, если бы можно было так сидеть бесконечно долго – нет больше никаких чудовищ и бед, вообще ничего нет, только он и эта чудесная девушка, его дочь, совершенство, посланное ему богами. И все же тень последних событий витала здесь, в этой уютной комнате, не позволяя расслабиться.

– Обещай мне больше не покидать пределы города.

– Ну что ты, папочка, я и так до смерти напугана.

– Вот-вот. А еще лучше, посиди-ка дома. Теперь даже я не знаю, что ждет Трою завтра.

– Зато я знаю – завтра мы с тобою отправимся в храм просить Зевса о защите. Так когда-то обращался к нему дед – ты сам мне рассказывал, помнишь? Боги должны помочь тебе, папочка. – она поднялась, прошлась по кабинету, выглянула в окно. – Смотри, люди до сих пор стоят. Разве может Зевс отвернуться от тебя, когда так много людей ожидают помощи?

– Ты права, принцесса. Ступай, уже поздно – мягко завершил беседу Лаомедонт. Проводив дочь, он вновь принялся в раздумье ходить по кабинету.

Люди, люди ожидают помощи, но, что я могу? Вот и дети вызвались спасти город, они только ждут моего приказа, чтобы пойти на смерть, а дочь, как и большинство троянцев, отправится завтра в храм. Как дед… Обратиться к Зевсу, как дед… Почему я сам не сообразил? Ведь отец мой Ил дерзал задавать вопросы богам, так что я медлю? Нужно немедленно отправиться в храм. Нельзя ждать до завтра. Нельзя ждать больше ни минуты. Лаомедонт поспешно спустился по мраморной лестнице вниз, в ту самую залу, что несколько месяцев назад так неприятно поразила своей роскошью наказанных богов, и приказал подать носилки.

***

– Как спасти Трою от невиданной беды? Скажи, как избавиться от чудовища, всемогущий Зевс?

Слова прозвучали гулко в огромной пустоте центральной залы главного храма. Лаомедонт преклонил калено пред изваянием Зевса и, смиренно склонив голову, ожидал ответа. Мрак спустившейся ночи проник в помещение храма, окутав колоннаду и многочисленные статуи богов, жрецы закрепили факелы на стенах – их пляшущее пламя неверным светом освещало зал, скрывая в темноте за колоннами любопытных служителей. Скупо освещенное безмолвное пространство создавало иллюзию полного одиночества. Лаомедонт едва бросил взгляд на утративший свою силу (как ему казалось сейчас) Палладий – скромная статуя находилась слева от величественной фигуры Зевса – главный небожитель восседал на золоченом троне в строгой торжественной позе.

– Неужели проклятие холма Ата не утратило свою силу?

Царь едва выдерживал гнетущую тишину – она казалась зловещей, предвестие недоброго исхода ясно ощущалось в сгустившемся полумраке. Факел вспыхнул на миг, затрещал, рассыпая искры, и, в последний раз осветив золотое изваяние, погас. Лаомедонт вздрогнул, причудливые тени бесшумно скользившие по стенам напугали его.

– Чем Троя навлекла на себя гнев богов?

Голос его дрожал, мысли лихорадочно путались – Лаомедонт ждал ответа и в то же время боялся услышать его. Напряжение достигло того предела, когда отчетливо слышны удары сердца, а дыхание прерывается от недостатка воздуха и страх совершенно сковывает тело. Следующий факел погас, за ним другой – тьма постепенно заполняла зал, пока полностью не завладела всем пространством. И тогда, в кромешной темноте прогремел ответ – он звучал сразу со всех сторон, словно не имел определенного источника. Звуки громоподобного голоса отражали стены, наполняли воздух, внушая непреодолимый ужас. Лаомедонт рухнул на мраморный пол.

– Правитель Трои виновен сам. Ты оскорбил богов, помогавших тебе – боги мстят за это. Теперь ты должен принести в жертву чудовищу старшую дочь свою – только так можно спасти город.

Эхо многократно повторяло звуки. Жуткая какофония пропитала страхом сердце – Лаомедонт все лежал на полу в неудобной позе, совершенно без сил.

Жрец осторожно приблизился к царю, склонился над ним, и, решив, что тот без сознания, подозвал других. Служители вынесли царя на воздух, прямо на ступени широкой лестницы храма. Кто-то сбегал за водой, но даже после всех хлопот Лаомедонт хоть и открыл глаза, однако выражение его лица было бессмысленным и жалким.

Старшую дочь свою… старшую дочь. Подумать только – отдать красавицу Гесиону, его любимицу – на растерзание чудовищу. Это невозможно. Совершенно невозможно. Перед ним возникал тонкий силуэт нежной девушки, ее милое личико улыбалось – я так люблю тебя, отец. Я тоже, тоже люблю тебя, дорогая. Больше жизни, больше всего на свете. Ты для меня – все.