Троя. Повелитель Серебряного лука

Андромаха почувствовала, как у нее поднимаются волосы на голове, по ее спине пробежала дрожь. Глаза девочки внезапно стали огромными и испуганными. – На стенах кровь, – закричала она, затем убежала обратно к лестнице, ведущей к покоям царицы. Было слышно, как ее сандалии стучат о каменный пол.

Оставив Эксу, Андромаха бросилась за убегающей Кассандрой. Но девочка бежала быстро, обходя слуг, уворачиваясь и пробираясь сквозь толпу. Андромаха шла за ней очень быстро, насколько ей позволяли правила приличия. Она могла только приподнять свое платье, преследуя девочку. Поэтому Андромаха продолжала идти, пока не добралась до женской половины и своей собственной комнаты. Дверь открылась, оттуда вышла Кассандра с луком и колчаном стрел Андромахи в руках.

– Тебе это понадобится, – сказала она. – Они идут.

XXXI Начало осады

Дул свежий ветер, когда Аргуриос поднимался на холм, который вел к дворцу Приама. На рыночной площади торговцы укрывали свои лотки парусиной и холстами. Ткань вырвалась, поднявшись в воздух, словно парус. Несколько человек побежало за парусиной, это зрелище рассмешило многочисленных зрителей. Солнце садилось за далекие острова Имброса и Самофракии, над городом сгущались тучи. Когда Аргуриос проходил через площадь перед храмом Гермеса, ветер кидал его из стороны в сторону. Микенец надеялся добраться до дворца до начала дождя – мысль стоять перед царем Приамом в доспехах, с которых капает вода, мало прельщала. По правде говоря, его вообще не воодушевляла мысль разговаривать с царем. Насколько микенец себя помнил, ему всегда было трудно вести беседу: он мог сказать что-то такое, что, так или иначе обижало его собеседника. В лучшем случае, слушателям не нравился его тон. Аргуриос чувствовал себя спокойно в присутствии очень немногих людей. Одним из них был царь Атрей, и микенец все еще скучал по нему. Аргуриос вспомнил ночь у костра, когда ввязался в ужасную ссору с одним из полководцев Атрея. Развеселившийся царь усадил его, попросив дышать глубже и успокоиться. Царь старался изо всех сил не засмеяться, и это злило Аргуриоса еще больше.

– Я не нахожу это забавным, – отрезал он.

– Конечно, нет, – добродушно согласился Атрей. – Ты – Аргуриос. Тебя ничто не сможет рассмешить. Ты – серьезный человек и заядлый правдолюб.

– Правду нужно ценить, – возразил Аргуриос.

– Конечно нужно. Но у правды много сторон. Ты назвал Ростида идиотом, потому что он пошел в атаку, не разведав обстановку, а мы понесли большие потери.

– Это правда.

– Согласен. Но именно я приказал Ростиду пойти в наступление. Он просто исполнял мой приказ, как и любой другой воин на его месте. Ты считаешь меня идиотом?

– Да, – ответил Аргуриос, – потому что ситуация от этого не меняется. Разведка не была проведена, и поэтому наши люди угодили в ловушку.

– Ты совершенно прав, мой друг, – сказал Атрей с погасшей улыбкой. – Я действовал необдуманно, и это было не очень разумно с моей стороны. Ты тоже действовал не очень обдуманно, напав на Ростида и не выяснив ситуацию. Но по твоим собственным словам, ты тоже идиот. Так?

– Я извинюсь перед ним.

– Это будет разумным. Знаешь, Аргуриос, я всегда ценил твою честность. И всегда буду. Цари стремятся окружить себя лжецами. – Внезапно он засмеялся. – Поэтому я тоже собрал вокруг себя несколько лжецов. Однако среди них всегда будет один правдолюб. Но постарайся запомнить, что не всем это нравится так, как мне.

– Я не могу стать другим, господин.

– Знаю. Поэтому будем надеяться, что мы оба будем жить долго?

Атрей умер два года спустя. И теперь Аргуриос понял, что он тогда имел в виду. Агамемнон не похож на своего отца. Ему не нужны были правдолюбы. А Приам? Аргуриос сомневался в этом. Он остановился и посмотрел на мрачное небо. «За всю свою жизнь я ни о чем тебя не просил, отец Зевс, – сказал он. – Будь со мной в этот день и направляй меня, чтобы я не потерял Лаодику».

В отдалении загремел гром, Аргуриос оглянулся и посмотрел на море. В лучах заката он увидел четыре темных галеры, медленно плывущих к берегу. Солнечные лучи отражались от сверкающих шлемов и щитов воинов на борту кораблей. Аргуриос продолжил свой путь, придумывая речь для Приама. Добравшись до ворот, он увидел несколько прекрасно одетых троянских вельмож, которые разговаривали с орлами Приама. Они говорили на повышенных тонах.

– Это возмутительно! – услышал микенец чьи-то слова. – Нельзя взять даже кинжал? Как мы будем есть, или на пиру в честь Гектора подадут только суп?

За воротами стояли два длинных стола, на которых лежало множество мечей, кинжалов и ножей.

– Простите, господин, – сказал один из орлов царя, – мы получили приказ никого не впускать в мегарон с оружием. Оно будет вас ждать здесь, когда вы вернетесь.