С Лены не церемонясь сорвали всю одежду и привязали к столу на катящихся колесиках. Прикрутили намертво, ни то, что руками, ногами, даже головой пошевелить было невозможно. Если люто скосить глаза можно было заметить очередь похожих столиков с голыми вопящими тушами. В сердце начал заползать липкий животный ужас, но Лена выдавила его с усилием. Не сейчас, позже будем бояться.
Весь лагерь суетился как потревоженный муравейник. Фигуры в масках бегали как смазанные скипидаром, упаковывали контейнеры, толкали, грузили в машины. Процедура отлажена до автоматизма, просто конвейер. Укол в шею, игла в руку и откачка крови. Поворот, обработка следующего. Толчок и стол у работника со скальпелем. Пять минут и разворот на мордоворота с жужжащей болгаркой. Все место напоминало реальный полевой госпиталь, только назвать персонал врачами язык не поворачивался. В воздухе стоял тяжелый запах смерти.
Очередь подошла. Стол покатился, над Леной склонилась тень, предвещая скорый конец. За стеклянной маской увидела молодое лицо с пробивающимися усиками.
Привязанные пациенты орали, возмущались, к особо ретивым подходила фигура в белом халате, забрызганном кровью, и делал укол без очереди.
— Эй, я не хочу, чтобы меня какой-то практикант резал. Посмотри уродец, какое тело. Позови главного врача. Сказала нормального врача зови.
То ли от спокойного голоса, то ли от неожиданных слов внешник остановился. Пара докторов переглянулись.
К Лене подошел старичок с шевелюрой, напоминающей Эйнштейна, — Кто тут главного врача звал?
— Привет. Я звала, хочу, чтобы меня самый главный обслуживал. Профессионально, аккуратно и быстро.
— И вас совсем нельзя ничем заинтересовать?
— Поверь девочка, я уже три года ежедневно разбираю десятки таких как ты. Я слышал мольбы и угрозы, крики и проклятия. Мне обещали все сокровища мира и столько раз грозились убить, что
— Круто, а вы в курсе, откуда меня привезли?
— Разумеется, дорогуша, у нас со скотом разговаривать не принято, но для тебя сделаю исключение. Бригада сборщиков подобрала семерых иммунных, спрятавшихся в подвале отделения милиции. Между прочим, отличный улов. В полицию за помощью многие бросаются, каждые два месяца просматриваем, обычно одного двух иммунных достают. Один был казнен по подозрению в связи со стронгами, один сбежал. Да ты последняя в своей группе, вон друзья твои по разным контейнерам разъехались.
Надо же цыган сбежал. Умудрился таки.
— Можно я попробую вас не просто заинтересовать, а реально удивить?
— Попробуй, но это ровным счетом ни к чему не приведет, — Эйнштейн достал шприц, снял с иглы колпачок.
— Это успокоительное, как понимаю, и обезболивающее? Скорее всего синтетический наркотик, который снимет тревогу и вызовет эйфорию. Вон, вижу, на соседнем столе пациент с блаженной улыбкой подсказывает, с какой стороны у него лучше шкуру снимать. Для меня совершенно излишне, боли я не боюсь, и, как видите, совершенно спокойна.
Доктор хмыкнул, — Если так, не возражаю, — убрал шприц, — сэкономить препарат вдвойне приятно.
— Можно на ты и я буду называть тебя Эйнштейном?
— Возражение нет, все-таки мое лицо это последнее, что ты увидишь на этом свете, — доктор говорил, но руки ни на секунду не прекращали привычные движения. Подкатился агрегат на колесиках, похожий на промышленный пылесос.
— А если я скажу, что мы в подвале не спрятались, а были заперты.
Острая игла вонзилась в руку, — Ничуть не удивлюсь, ваши мышиные разборки на суть предприятия никак не влияют.
— Заперты до начала обращения через несколько часов после перезагрузки.
Помпа равномерно загудела, в прозрачную склянку брызнули первые капли, — Семеро в случайных в одной камере и все иммунные? Голубушка, этого не может быть потому, что это невозможно в принципе.
— Ладно, зайдем по-другому, вам не интересно, почему стронги именно сегодня зачистили город от муров?
Агрегат зашумел сильнее, доктор выкрутил настройки на максимальную мощность. Густая кровь нехотя побежала тонкой струйкой.
— Совершенно не интересно, не моя зона ответственности.
Тело заявило протест, попыталось перекрыть ток крови в проблемную конечность. Лена не позволила, не поможет, глупая туша, ну переставит иглу в другое место, или к разделке приступит как есть. Уменьшила струю до минимума и продолжила:
— Ладно, Эйнштейн, следующий намек, — не любопытно, почему все иммунные в камере одной национальности?
Доктор ловко сменил новую банку на новую, — Ничего, выходящего за пределы бытовой логики. Любые восточные народы вдали от дома крепко держатся за семьи и друг за друга. Таджики, как я понимаю? Вместе бежали, вместе попытались укрыться.
— Какой-то ты Эйнштейн непробиваемый. Ничего тебе не интересно.
— Ну почему же совсем ничего, — Вот что начинает вызывать любопытство — откуда в тебе столько крови? Из человека твоей комплекции я обычно выкачиваю пять литров, отрубается обычно после первого, до второго литра редко кто дотягивает. Я из тебя уже четыре выкачал, а ощутимой спутанности сознания пока не заметил.