Троя. Величайшее предание в пересказе

– Но потребуйте больше, чем одну лишь Елену, – велел Агамемнон. – Наши расходы при подготовке к войне тоже надо покрыть. Пусть Приам откроет для нас свою сокровищницу.

Часовые на сторожевых башнях Трои увидели, как от строя судов отрывается корабль и в одиночку движется к берегу. На мачте плескал белый флаг Эйрены, богини мира. Навстречу посольству отправили троянца по имени АНТЕНОР, служившего Приаму так же, как Нестор Агамемнону, – мудрым доверенным советником[119].

Ожидая вестей, троянский двор разошелся во мнениях. Гектор и Деифоб – с подачи пылавшего яростью Париса – убеждали Приама, что гнев Агамемнона и Менелая из-за бегства Елены из Спарты липовый, вымышленный, а на самом деле всего лишь повод для нападения.

– Атридам наплевать на Елену, – сказал Гектор, – им нужна военная пожива.

– Выслушайте посольство! Выслушайте! – молила Кассандра.

– Гектор прав, – сказал Деифоб. – Эллины глазом своим завистливым косятся на нас через Эгейское море уже много лет.

– Прислушайтесь к ним, иначе Троя падет!

– Они нашего золота и сокровищ хотят.

– Прислушайтесь к ним, иначе Троя сгорит!

– Не забрать им у меня Елены, – сказал Парис.

Кассандра зарыдала.

– Если Елену не вернуть, мы все погибнем! Все до единого, кто сейчас в этой комнате.

– Кроме того, – добавил Гектор, – не знал белый свет города укрепленней. И армии подготовленней. Троя неуязвима.

– Надо, во всяком случае, принять их, – сказал Приам, – и послушать, что скажут.

Когда корабль переговорщиков бросил якорь у Троадского берега, Гелиос уже скользнул за горизонт на западе. Одиссей, Менелай и Паламед в сопровождении оруженосцев приплыли к берегу в небольшой лодке, и там их ждал Антенор – он поприветствовал посольство с большим почтением и непритворной учтивостью. В сопровождении стражи все проследовали по равнине Илиона через реку Скамандр и в высокие Скейские ворота в город, где их препроводили во дворец к Приаму. Толпы троянцев выстроились вдоль улиц и безмолвно наблюдали за процессией.

Красота Менелая не осталась незамеченной.

– Но и близко не так пригож, как Парис, – пробормотала одна женщина.

– А кто же тот человек, что улыбается так, будто известна ему великая тайна? – гадали другие. Пролетел шепоток, что это Одиссей Итакийский, и кто-то негодующе зашипел. Слухи о его двуличности и коварстве долетели и до Трои.

Приам и Гекуба приветствовали делегацию с торжественным достоинством. Троянские царевичи были учтивы, но холодны. Парис с Еленой держались поодаль. После пира, музыки и протокольных хвалебных стихов, спетых в их честь, греков отвели в дом к Антенору, где им предстояло провести ночь, а затем вернуться поутру во дворец для официальных переговоров.

– Добро пожаловать под крону моего дома, – сказал Антенор. – Спите сладко, помолимся богам, чтобы наша завтрашняя беседа сложилась благополучно.

Во дворце же Приам отыскал Елену в ее покоях.

– Париса нет?

– Строит планы, – ответила Елена. – Тревожится, что Менелаю с Одиссеем удастся уговорить тебя от меня отказаться.

– Как раз об этом я хотел тебя спросить. Действительно ли таково твое желание – остаться?

– Парис – мой муж, здесь мой дом.

– Ничто в тебе не хотело б вернуться в Спарту с Менелаем?

– Ничегошеньки.

– Больше ничего мне знать и не было нужно.

На самом же деле Парис выскользнул из дворца и пробрался к дому АНТИМАХА, высокородного, но отнюдь не богатого придворного, задолжавшего Парису больше денег, чем мог даже надеяться вернуть. Ему Приам доверил вести переговоры с греками.

Парис сунул ему в руку золото.

– Не только прощаю я тебе твой долг, – сказал он, – но и добавлю еще золота.

– Если?.. – уточнил Антимах.

– Если, – ответил Парис, – убедишь переговорщиков замкнуть уши от ахейской лжи и завиральных посулов. И получишь золота больше, чем видел в жизни – или даже грезил о стольком, если ахейские псы, что спят сейчас у Антенора в доме, не доберутся к себе на корабль живыми.

Менелаю оказалось чистой мукой находиться в городе: так близка была от него Елена, однако законы дипломатии требовали, чтоб придержал он и язык, и норов. Лежа в постели и пытаясь уснуть, он раздумывал, не выбраться ли ему из дома Антенора и не отправиться ли во дворец. Если обнаружит он подлого Париса рядом со своей обожаемой женой, перережет этому трусу глотку. Нет, забьет его до смерти кулаками. Будет колотить его, колотить, колотить…

С этим упоительным сценарием на уме – кулаки крушат и месят смазливое наглое лицо Париса в кашу – резко пробудился он от настойчивого стука в дверь.

Антенор был придворным искушенным. Придворные не доживают до искушенности, если не держат при себе развитую сеть лазутчиков и осведомителей. Антеноровы лазутчики проследовали за Парисом до самого дома Антимаха и подслушали каждое слово в его замысле против греческого посольства.

– Стыжусь земляков своих, – проговорил он, торопя Менелая и остальных собраться в передней. – Не все мы столь коварны. Но вам небезопасно оставаться в городе. Прошу вас, идемте со мной.

Под покровом ночи он отвел греков обратно к их лодке.