Троянская лошадка

– Что ж вы так разогнались! – произнес он, часто и шумно дыша. – Возьмите немного правее… Да будет вам известно, что в течение получаса после принятия пищи физические нагрузки вредны… Да, да, я знаю, что вы хотите мне сказать. Что вы – не мой спасатель, и вам безразлично мое здоровье и самочувствие. Но в связи с этим меня интересует один вопрос: если бы вы были профессиональным врачом, давшим клятву Гиппократа, оказали бы вы мне медицинскую помощь, случись со мной какая-нибудь неприятность? Или спокойно бы созерцали, как я, так сказать, мучаюсь, слабею…

– Тихо! – оборвал я его и так резко остановился, что Крот уперся лбом мне в спину.

Я затаил дыхание. Мне послышалось, что меня позвали по имени.

– Э-э-эй! – крикнул я. – Морфичев!

– Ириша! – не преминул напомнить о себе Крот.

Мы разом замолчали и прислушались. Отозвалась лишь какая-то птица, голос которой напоминал скрип несмазанной двери.

– Наверное, вам показалось, – решил Крот.

Мы двинулись дальше. Мое нетерпение росло стремительно, и я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о приближающемся расставании с Кротом. Я вглядывался в заросли, ожидая увидеть там поджарую фигуру Морфичева и плетущуюся за ним Ирэн. Несколько раз я принял за геолога стоящий торчком полусгнивший пень, свисающую с веток тяжелую листву и тень от дерева, и радость угасала столь же стремительно, как и возникала.

Крот постоянно отставал и жаловался на усталость. Назло ему я еще прибавил темпа, но мое упрямство закончилось тем, что я перестал слышать его шаги за своей спиной. Пришлось остановиться и обернуться. Я оторвался от него на такое расстояние, что перестал его видеть. Я почувствовал себя так, словно в моем желудке лежал килограмм тротила. Мысленно проклиная Крота, я вернулся. Крот, как ни в чем не бывало, сидел на земле, жуя шоколад.

– Я устал, – сказал он мне таким тоном, словно я был в этом виноват.

– Что-то вы слишком быстро устаете, – процедил я. – Может, у вас слабое сердце? Инфаркт миокарда? Стенокардия? Как бы у вас внезапно не остановилось сердце.

– Типун вам на язык! – прошептал Крот и махнул на меня рукой.

Я глянул на часы и не поверил своим глазам. Мы были в пути уже больше пяти часов, и за это время, даже с учетом всех привалов, прошли никак не меньше пятнадцати километров. Если Морфичев и Ирэн пошли нам навстречу и никто из нас не ошибся в направлении, то мы давно должны были встретиться.

Я подошел к Кроту и опустился перед ним на корточки.

– Послушайте, Лобский, – сказал я ему, внимательно глядя в его светло-водянистые, подвижные глаза. – А вы уверены в том, что точно рассчитали направление?

– У вас есть повод усомниться в этом?

– Мы должны были давно встретиться с ними.

– Понимаю. Но почему в качестве слабого звена выбрали меня? Ошибиться в расчетах мог ваш напарник. И вообще, с чего вы взяли, что он обязательно пойдет вам навстречу? Зачем вы ему нужны? У него есть красивая спортивная девушка, да еще и с примусом, и ее общество вряд ли вызовет у него большой дискомфорт…

– Лобский, когда вы начинаете чесаться, у меня возникает желание взять мухобойку и бить вам по рукам! – в сердцах обронил я.

При всей моей ненависти к Кроту я вынужден был признать, что в его словах есть резон. В элементарных расчетах геологоразведчик вряд ли бы ошибся. Значит, стоило крепко усомниться в том, пошел ли он к нам навстречу. Сколько я знаю этого человека? Пару раз виделись, немного пообщались накоротке. Кто знает, как он относится к Игре и ко мне? И как он истолковал сложившуюся ситуацию? Может, он решил, что самое разумное – смириться с непредвиденной путаницей и рвануть к финишу с новым спасателем. Разведчики всегда мыслят рационально. Поиск природных богатств они воспринимают как абсолютную цель, перед которой меркнут аморфные понятия о морали и долге. Да и чем он мне обязан? Почему он должен тратить драгоценное время, приносить в жертву выигрыш только ради того, чтобы избавить меня от Крота?

– Что-то вы в лице изменились, друг мой! – издевательским тоном произнес Крот, вытирая платочком выпачканные в шоколаде губы. – Вас огорчило, что в глазах вашего напарника вы представляете намного меньшую ценность, нежели Ирэн? Извините за правду. Но это так. Скажите честно: вы когда-нибудь держали в руках триста тысяч долларов?.. Молчите? Я полагаю, что нет. Так вот, хочу вам сказать, что эти деньги способны изменить всякого человека до неузнаваемости. Мировоззрения и убеждения становятся с ног на голову. Векторы ненависти и любви разворачиваются в противоположные стороны. Филантроп может стать расистом. Верующий – атеистом. Гомофоб, извиняюсь, «голубым»…

– А вы что, уже как-то испытывали на себе эти перевоплощения? – рявкнул я и, оскалив зубы, двинулся на Крота. – В общем, так, господин Лобский. В общем, так…