Троянская лошадка

Я шел впереди Марго, удерживая направление по намеченным ориентирам. Лес постепенно открывал свои страшные и непредсказуемые стороны. Он был полон опасностей, которые подстерегали нас на каждом шагу, и я чувствовал их, словно сапер, идущий по минному полю. Нервы мои были напряжены, слух обострен, взгляд безостановочно скользил по мохнатым стволам пальм, широким, словно разделочные доски, листьям фикусов, поднимался к небу по исполинским батангорам и путался в хаосе воздушных корней баньянов. Я видел омерзительных змей, которые перетекали с ветки на ветку, уподобляясь тягучему тесту; замечал притаившихся среди густой листвы лангуров – худосочных обезьян с мелкой, недоброй рожицей и кроваво-красной оскаленной пастью; из-под моих ног, шурша щетинистыми лапками, убегали пауки всех цветов и оттенков и чешуйчатые, ядовито-оранжевые ящерицы. Я старался не заострять внимание Марго на всем этом буйстве животного мира. Вряд ли это сделало бы ее прогулку более безопасной, но гарантированно отравило бы ей настроение. А вот этого мне не хотелось. Марго разительно отличалась от брюзжащего и постоянно жалующегося на жизнь Крота, и ее бесшабашный оптимизм и подростковое отсутствие страха благотворно влияли на меня. С ней я душевно отдыхал, и даже ее дотошные вопросы не раздражали меня. За те полчаса, которые мы взбирались по склону, она успела выпытать у меня огромное количество информации: о моем одиночном переходе через сельву, о детективном агентстве, о преступниках, которых я разоблачил, о моей любимой еде, фильме, книге и киноактрисе. Круг ее вопросов сужался; Марго хотела ненавязчиво выпытать у меня то, что ее интересовало более всего. Она была наблюдательна и, по-моему, обладала неплохой памятью. Конечно, она не забыла о нашем разговоре в самолете, и как я отговаривал Ирэн прыгать, и как минувшей ночью принял Марго за Ирэн. Она с трудом скрывала разгорающееся в ней любопытство. Я был для Марго источником интереснейшей интриги, душераздирающей любовной истории, подробности которой она считала своим долгом вынюхать.

– Двум мужикам скучно тащиться по лесу, – не то вопрошающе, не то утверждающе сказала Марго. – И вообще, без женщин мужчины склонны к деградации. Они начинают ругаться, перестают следить за собой и в конце концов становятся слабыми и беспомощными.

– Ты бы об этом Лобскому сказала.

– Лобский – исключение из правил. Он женоненавистник.

– С чего ты взяла, что он женоненавистник?

– Я это чувствую. Интересно, у него есть жена?

– У меня, например, тоже нет жены, – возразил я. – Но к женоненавистникам себя не причисляю.

– Заметно, – кивнула Марго.

– Что именно заметно? – уточнил я. – Что не женоненавистник, или что нет жены?

– На месте организатора Игры, – ушла от ответа Марго, – я бы сложила пары исключительно из женщин и мужчин. И с условием, что они прежде не встречались. Представляешь, какие букеты чувств мы имели бы на финише, какие яркие любовные пары!

Она провоцировала меня, вовлекая в разговор об Ирэн. Я добровольно сел на этот крючок.

– С чего ты взяла, что обязательно получатся любовные пары?

Марго посмотрела на меня с недоверием. Она считала, что ее мысль даже нельзя ставить под сомнение.

– А как иначе? Мужчина и женщина несколько дней отрезаны от окружающего мира. Они вынуждены вместе есть, охотиться, умываться и спать. Они преодолевают одни и те же трудности. Они живут одними проблемами. При этом мужчина мобилизуется и проявляет свои лучшие качества. А женщина – свои. Игра – это идеальные условия для того, чтобы зародилась любовь.

Ее слова будто плетью по ребрам огрели меня. Я мысленно признался, что уже думал об этом и рисовал в своем воображении детальные картины того, как Ирэн и Морфичев едят, охотятся и спят.

– Если мне женщина не нравится, – сухо ответил я, – ты хоть на Луну отправь меня вместе с ней – никакой любви не получится.

– А почему ты так уверенно об этом говоришь? Тебя уже когда-то отправляли на Луну?

– Нет, не отправляли. А потому нельзя ни доказать мою правоту, ни опровергнуть.

Марго искоса взглянула на меня и улыбнулась, словно хотела сказать: ну-ну, посмотрим. Потом ее взгляд упал на мое плечо. Она протянула руку и сняла с моей куртки фиолетовый цветок с длинными колючими усами.

– Люди могут годами думать, что любят друг друга, – сказала она. Понюхала цветок, скривилась и кинула его под ноги. – Потому что жизнь в городе, в комфортных квартирах не заставляет людей раскрываться до конца. Но вот вдруг наступает момент, и происходит что-то особенное, редкое, из ряда вон выходящее, и люди выходят за рамки привычного поведения. И тут у них открываются глаза. «Как я могла любить этого жалкого труса?» «Как я мог любить эту безмозглую курицу?»

– И у тебя открывались глаза?